Это Вам для брошюры, господин Бахманн! - [35]

Мы самые великие, мы самые лучшие, не устают они повторять друг другу в экстазе, в то время как, если воспользоваться истинным масштабом, они самые мелкие и самые худшие во всем, за что ни возьмись, написал я Бахманну, за что ни возьмись. Если бы вы знали, Бахманн, как меня бесит, когда я слышу, как они встревают в политический разговор между, допустим, англичанином и американцем, а они именно так и делают, лишь бы случай подвернулся, суют нос в большую политику, в то время как сами живут в одной из самых маленьких и незначительных стран мира. Мы в нашей стране придерживаемся такого-то и такого-то мнения, провозглашают они с надутым видом, хотя никто об их мнении и не спрашивал! Делайте, как мы, кричат они, потому что мы самые великие и самые лучшие! Ей-богу, они уверены, что приехали из великой державы, Бахманн, хотя на самом деле они приехали из ниоткуда. Вот так, Бахманн, и никакого разумного объяснения этому нет, кроме разве того, что все заложено в генах. Они объясняют французу, как закладывать виноградники, американцев учат воевать, а англичанам дают уроки английского языка. Можно сгореть со стыда, Бахманн, слушая их высказывания, настолько они глупы и бестактны! Даже под угрозой смерти я не соглашусь поселиться поблизости от своих соотечественников, если окажусь в каком-нибудь зарубежье. Пусть мне отрубят голову или сожгут на костре. Эта мерзкая хвастливость, это отсутствие понимания географической и исторической перспективы… я от них просто заболеваю. Несколько десятков лет назад, когда по чистой случайности у них появилась пара настоящих теннисных звезд, их мания величия приобрела совершенно чудовищные размеры. Их экстаз и зазнайство не знали границ. Тогда самым главным спортом в мире, разумеется, был теннис, а не биатлон. Они воспринимали это как знак Провидения, Бахманн, они ощущали себя народом-избранником! Должно быть, мы народ-избранник, говорили они себе, да, скорее всего так и есть, мы избраны Богом, в противном случае мы бы не стали лучшими в мире в теннисе, в этом самом важном спорте в мире, даже важнее, чем биатлон. Серебряная медаль в юношеском чемпионате по гребле – всенародное ликование, ну как же, написал я Бахманну, еще одно доказательство, что они лучшие в мире. Просто блевать хочется.

Когда десять лет назад убили премьер-министра, вся нация впала в восторженный транс – ну как же, первые полосы в международной прессе. Мы застрелили нашего премьер-министра! – вопили они в экстазе, наконец-то о нас пишут в газетах всего мира, им следовало бы писать о нас постоянно, писать везде и всюду, какие мы замечательные, а теперь-то, спасибо убитому премьер-министру, они там спохватились и мы заняли в международной прессе именно то место, которое заслужили благодаря своей замечательности. И каждую осень, Бахманн, написал я, каждую осень они пребывают в уверенности, что вся Вселенная замирает, когда они вручают свою международную литературную премию. Это самое важное событие в мире, серьезно обсуждают они, хотя большинство из них не прочитали в жизни ни одного романа и уж подавно ни одного сборника стихов; это самое важное событие в мире, если не во всей галактике – вручение нашей премии, разве что убийство премьер-министра может с ним сравниться, ну еще, конечно, наши теннисисты, наши биатлонисты и наши автомобили. Вы наверняка думаете, что я преувеличиваю, Бахманн, – ни на йоту! Я утверждаю и буду утверждать, что мои так называемые соотечественники бьют все мировые рекорды по части мании величия. Ах, какое красивое побережье! – восклицают они, приехав на какой-нибудь средиземноморский курорт, – но, конечно, не такое красивое, как наше, потому что мы даже по части красоты побережья лучше всех в мире, но это, надо отдать должное, тоже красивое побережье. Ах, какую красивую картину написал этот голландский живописец, изрекают они в музее старых мастеров в Голландии, просто необыкновенно красивую, но, конечно, с нашими картинами, написанными нашими художниками, теми, что висят в наших музеях, ее не сравнишь, это было бы чересчур, но ничего, этот голландец не посрамил своих, стыдиться тут нечего.

Вот так они и бубнят без перерыва, написал я, они сравнивают Версаль и Эскуриал со своими жалкими деревянными замками, построенными в семнадцатом веке изголодавшимися военнопленными, они сравнивают мировые центры со своими рабочими поселками, я же говорил, они лишены чувства перспективы, исторической, географической и даже самой обычной геометрической. Если какой-нибудь американец начнет рассказывать, какие сложные и уникальные технические решения приходится находить, чтобы запустить космический челнок, они тут же возражают: да, конечно, может быть, ты и прав, но разве это можно сравнить с техникой, какую мы используем для производства шарикоподшипников. Ты что, американец, не понимаешь, что мы лучшие в мире и в космической технике тоже, это пока тайна, мы могли бы построить челнок вдвое больше и втрое лучше вашего, но чисто случайно мы делаем не челноки, а подшипники, что куда как более почетно и сложно, спроси кого угодно. Это, конечно, чисто теоретическое допущение, Бахманн, но по сути я не преувеличиваю.