Это было потом - [66]

Внезапно мне стало страшно. Я понимала, что с ними не будет того, что со мною, — ничто не повторяется с точностью. Но ведь их души могут заразить ненавистью, перетянуть на свою сторону такие, как Романенко, Безверхий и их приверженцы. Как мне их уберечь? А дети все так же весело уже группировались, чтобы сняться вокруг скульптуры "Истина". …На 7-ом съезде писателей России в 1990-ом году пришлось выслушивать речи, куда более воинственные, нежели в зале суда. А во время перерывов в вестибюле якобы скрытно продавали "Майн камф" Гитлера. Остальные же опусы схожего содержания, украшенные фиолетовой звездой Давида или красноречиво названные "Жиды", были открыто выставлены для продажи. И было все это в театре Советской Армии… Мы, группа писателей, написали протест в Прокуратуру СССР. Она "приняла меры": прислала в Ленинград следователя, который вяло запротоколировал показания каждого из нас и собрал все купленные экземпляры, выдав расписку, что берет для экспертизы и вернет через две недели. Не знаю, какая именно имелась в виду экспертиза, если вскоре Москву, Ленинград наводнили и свободно продавались хорошо изданные (в Ленинграде тем же Безверхим…) и "Майн камф", и писания других идеологов нацизма. В отчаянии я (и не только я) отправили телеграммы Генеральному прокурору РСФСР Степанкову, в Президиум Верховного Совета РСФСР Степашину, Председателю Ленсовета Собчаку и в газету "Смена". В ответ получила стереотипную отписку от старшего помощника прокурора Ленинграда В.Морозова, что "по обращениям граждан, сообщавших о фактах разжигания межнациональной розни, продаже литературы соответствующего содержания, прокуратурой возбуждено и расследуется уголовное дело". Кончилось это ничем… …Немногочисленная группа интеллигентов, готовая противостоять возрождаемому фашизму, начала издавать антифашистский журнал "Барьер". Но вышло всего четыре номера — не нашлось желающих материально поддержать столь необходимое издание… …В ноябре 1992-го года, в день очередной годовщины Октябрьского переворота 1917-го года, для проведения своих митингов каждой организации на Дворцовой площади было выделено определенное время. "Русская партия" это время использовала, чтобы устами своего председателя В.Цикарева сообщить, что "Кавказская мафия, руководимая сионистами, заполонила улицы и рынки наших городов". Его заместитель Н.Бондарик был более категоричен. Он заявил, что необходимо "Решать еврейский вопрос". (Как и Гитлер…) Не преминул и пояснить, как именно его следует решать: "Для евреев есть Освенцим, Израиль — слишком много для них". Свою статью — обращение к правоохранительным органам, работникам печати, радио, телевидения и согражданам я отправила в две ленинградские газеты. Ни одна не опубликовала… …В 1995-ом году в Освенциме широко отмечалось 50-летие со дня его освобождения. Свою статью о пребывании там в эти дни я назвала "Я пришла к Тебе, мама". Ее не опубликовали. Может, вернулось эхо давних указаний о том, что в описании войны должны преобладать темы героизма и подвигов, а не жертв и страданий. Поэтому рассказ о посещении концлагеря, в котором погибли четыре миллиона человек, оказался нежелательным. Или, может, мой "грех" состоял в том, что я поведала о протесте евреев против непризнания тогдашним Президентом Польши Л.Валенсой, что 85 % погибших (да простят они меня, что их жизни приходится превращать в цифры) — евреи. А еще написала, что не был приглашен на день освобождения концлагеря ни один наш ветеран войны, даже из тех, кто воевал на этом клочке земли… …Сейчас вечер 2-го февраля 1999-го года. По телевизору показывают шествие членов Партии русского национального единства. На рукавах повязки со стилизованной свастикой. Как знак партийного приветствия — гитлеровское вскидывание руки. Они маршируют свободно. Распространяют свои экстремистские издания. Правда, возле одного отделения милиции проверили их документы. Но завершилось это извинением за причиненное беспокойство. И ничего в этом удивительного нет — ведь угрозы евреям звучат и в устах депутатов Госдумы… …Дождливой осенней ночью 1943-го года, при ликвидации вильнюсского гетто, понимая, что утром нас поведут на расстрел, моя девятилетняя сестренка Раечка спрашивала маму: "Когда расстреливают — больно?" Не знаю. Меня это миновало. Но жить, постоянно ощущая, как ненавидят твой народ, — очень больно.