Это Америка - [12]
От разведенных супругов тоже надо было получить разрешение на отъезд и подтверждение того, что у них нет претензий в отношении общих детей. Отец Лешки, албанец Влатко Аджей, сидел в тюрьме у себя на родине, Лиля даже не знала, жив он или нет, и не могла получить от него никаких известий. Это был скользкий момент, и она очень волновалась.
Позвонил Моня Гендель:
— Ты подала документы?
— Почти все готово, через несколько дней едем подавать.
— Ну, тогда я сажусь играть.
И Моня проиграл начальнику ОВИРа тысячу рублей.
Генерал самодовольно улыбался:
— Мне говорили, что выиграть у вас невозможно, а вот я выиграл.
Воспользовавшись его благодушным настроением, Моня попросил:
— Моя знакомая подала заявление на выезд в Израиль. Можете ли вы проследить, чтоб не было проблем?
Генерал склонил голову:
— Вообще-то я рассматриваю только спорные дела. Но если вы просите, я постараюсь. Дайте мне фамилии и все данные.
И вот с замиранием сердца Лиля с Лешкой повезли документы в ОВИР — в старый особняк в Колпачном переулке. Лиля испытывала унизительное чувство: сейчас они отдадут свои судьбы в руки официальным лицам. Эти люди могут сделать с ними что захотят — долго мучить тщательной проверкой, отказать.
К большому удивлению Лили, из здания навстречу им вышла ее школьная подруга Лорочка Жмуркина с дочкой лет десяти, обе радостно улыбались. Лиля не видела подругу много лет, помнила ее восторженной девочкой с большими наивными глазами. Лорочка была неумеха, училась хуже всех, списывала у Лили задачи по алгебре и геометрии, но всегда была жизнерадостной идеалисткой, жила — как кружилась в вихре бала. Единственное, что знала о ней Лиля, — это что она поздно вышла замуж. И вдруг встреча у ОВИРа.
— Лорочка, ты тоже подаешь на выезд? — спросила Лиля.
Лорочка радостно заулыбалась:
— Да, да, поздравь нас — мы с дочкой только что получили выездные визы.
— О, поздравляю! Долго пришлось ждать?
— Больше полугода.
— Так долго? Наверное, намучились, пока ждали… Куда ты собираешься?
— В Америку. Я не собиралась ехать, но муж твердил — надо уезжать, надо уезжать. Решил, что мы поедем сначала, а он присоединится к нам потом. Мы с дочкой собрались вдвоем. Моя Нинюта — очень талантливая скрипачка. По правде говоря, я еду только ради ее будущего, пусть учится там и сделает карьеру.
Лиля с интересом посмотрела на девочку, спросила:
— Как вы собираетесь жить там? Что ты будешь делать?
— Совершенно не представляю, специальности у меня нет, я не работала — растила дочку, училась на преподавателя английского, но когда родилась Нинюта, я учебу бросила. Мечтаю, чтобы у нее было лучшее будущее, а сама, наверное, буду полы мыть… Вы тоже пришли подавать? Куда собираетесь? — спросила Лорочка.
— Тоже в Америку. Моего мужа власти уже выслали. За его стихи.
— Твой муж Алеша Гинзбург? Я слышала про него по «Голосу Америки».
— Да, мы надеемся соединиться с ним там. Ну, дорогая, я так рада за вас!
— Мы обязательно там встретимся, — восторженно воскликнула Лорочка.
Они обнялись, Лиля с грустью посмотрела им вслед, подумала: «Если такая неумеха решилась, то чего бояться мне? Я доктор, у меня есть хоть слабая надежда пробиться» — и они вошли в ОВИР.
В большой приемной сидела толпа. Лиле с Лешкой пришлось ждать своей очереди два часа. Обстановка была натянутая, все тихо переговаривались. Лиля украдкой рассматривала людей — возможно, им придется ехать вместе. В зале собрались целые семьи, Лиля прислушивалась к разговорам, старалась уловить какую-нибудь информацию, потому что боялась, что чиновники найдут ошибки в анкетах и не примут документы, тогда все придется начинать сначала.
В некотором отдалении от других сидел щеголевато одетый молодой мужчина. Он улыбался и изредка посматривал на Лилю. Его спокойная уверенность производила тут странное впечатление. Потом он пересел ближе к ней:
— Вы, наверное, в первый раз в ОВИРе.
— Да, в первый. Почему вы спрашиваете?
— Вижу, что вы волнуетесь.
— А вы не волнуетесь?
— Я уже дважды бывал в Америке, знаю, как получать визу.
— Были в Америке?
— Да, по приглашению брата. Он уехал несколько лет назад, стал там знаменитым художником — модернистом. Я решил переехать и подал заявление, как все — в Израиль.
Лиля хотела расспросить про Америку поподробнее, но в это время его вызвали:
— Яков Рывкинд.
Разговор прервался.
Лешка сидел рядом с матерью, от нетерпения ерзал на стуле, дергал ее. Наконец их вызвали. Женщина — капитан хмуро и придирчиво просмотрела их бумаги, сказала невыразительным голосом, как печать поставила:
— Получите письменное извещение, когда будет принято решение.
Лиля понимала, что спрашивать о сроках бесполезно, но тут вылез Лешка:
— А сколько ждать?
Капитанша окинула его презрительным взглядом:
— Не терпится уехать? Молодой еще, отслужил бы сначала в армии.
Армия — это было как раз то, чего Лешка боялся больше всего. От злости у него перекосилось лицо, и он уже открыл рот, чтобы огрызнуться, но Лиля дернула его за рукав. Капитанша заметила и ехидно улыбнулась. Ее улыбка показалась Лиле угрозой: в процессе подачи никто не знал, что может повлиять на решение, все зависели от любого каприза сотрудника ОВИРа.
