Этика Спинозы как метафизика морали - [96]

Однако отношение человека к миру, в котором он живет, не может ограничиваться только спокойствием души. Такое расположение духа в определенной мере могло бы свидетельствовать об эмоциональной сдержанности или жизненной пассивности живого существа, своеобразном квиетизме морального сознания, отчужденного от законов геометрической Вселенной. В нем также можно было бы обнаружить защитную реакцию нравственного человека на раздражающие его факторы внешней среды (как мы знаем, обычный порядок природы, о котором говорит Спиноза, дает человеку определенные основания для такого отношения). Здесь, как и во многом другом, Спиноза ближе к стоикам, которые видели в спокойствии духа или трезвости ума залог беспристрастного отношения мудреца к многообразию жизненных феноменов, каждый из которых опирается на определенные разумные основания и имеет онтологические корреляты. Спиноза сказал бы, что все они обладают свойственной им добродетелью (virtus).

Как показывает весь текст «Этики», именно в интеллектуальной деятельности видит Спиноза выражение высшей активности человеческой природы, или добродетель ума, сопровождаемую соответствующим аффектом. Спокойствие души наводит на мысль о подавленных аффектах, в то время как высшие состояния человеческого ума, доставляющие ему интеллектуальное блаженство от познания Бога, рассматриваются Спинозой как аффективные переживания высокого порядка, по своему воздействию превосходящие и вытесняющие все другие аффекты. Да и в целом Спиноза не мыслит явления добродетели без участия аффекта радости. Нарисованный им образ мудреца представляет жизнь достойного человека как праздник (IV 45 схол. 2).

5.15. Аффект радости и образ мудреца

Какой образ жизни видится Спинозе наиболее достойным? Ответ на этот вопрос содержится в схолии 2 к теореме 45 ч. IV. Целью человеческих стремлений является уподобление божественной природе, а этому соответствует более высокая, чем обычно, степень совершенства человека: «Чем большую радость мы испытываем, тем к большему совершенству мы переходим» – «все, что приносит радость, – хорошо» (IV Прибавл. 30). Показателем перехода человека от меньшего совершенства к большему является состояние, или аффект, радости, или удовольствия (laetitia) (III 11 схол.). Одновременно, как мы знаем, аффект радости утверждает большую, чем прежде, силу существования нашего тела, а следовательно, увеличивает и способность ума к мышлению (Общ. определ. афф. III). Таким образом, радость, испытываемая человеком, является свидетельством его благой жизни, когда его тело обладает большими возможностями для действия, а ум расширяет пространство своего познания, то есть в данном случае эти два качества усиливают в человеке его стремление к сохранению своего существования (бытия) и одновременно являются свидетельствами (знаками) усиления в нем такого стремления. А оно и составляет высшую добродетель человека (IV 22).

Отметим, что чаще всего у Спинозы определение свободного человека (liber homo), который воплощает в себе добродетель, совпадает с понятием мудреца (sapiens) (IV 67–73). Если продолжить исторические аналогии, то в этиологии аффектов Спиноза в значительной мере расходится со стоиками и сближается с их оппонентами – перипатетиками²⁹. Более того, рисуемый им образ мудреца неожиданным образом усваивает себе еще и эпикурейские черты. Здесь важнейшее значение приобретает для него оценка роли телесной субстанции в формировании аффективных состояний, в данном случае – в переживании аффекта радости (удовольствия). Поскольку Спиноза однозначно связывает аффекты с протяженным модусом субстанции, т. е. человеческим телом, для него обращение к предметным аксессуарам гедонистического опыта становится неизбежным. В этом случае телесная компонента человеческого существа становится неисчерпаемым ресурсом способности воображения, которая, как мы уже отмечали, и продуцирует ложные образы (аффекты). Для Спинозы телесная среда представляет собой фабрику по производству грез, поскольку именно она подпитывает телесную структуру необходимой физической пищей, которая сублимируется в деятельность мозга, способного постигать одновременно множество вещей. А это необходимым образом включается у Спинозы в модель доступного человеку телесного и духовного совершенства: «Дело мудреца пользоваться (uti) вещами и, насколько возможно, наслаждаться (delectari) ими»³⁰. Вот как Спиноза описывает времяпрепровождение мудреца: «Мудрецу следует, говорю я, поддерживать и восстанавливать себя умеренной и приятной пищей и питьем, а также благовониями, красотой зеленеющих растений, красивой одеждой и музыкой, играми и упражнениями, театром и другими подобными вещами, которыми каждый может пользоваться без всякого вреда другому» (IV 45 схол.2). Такой образ жизни он называет «самым лучшим».

Здесь ни слова не говорится о наслаждении умственными предметами, не говоря уже о блаженстве (beatitudo), высшей радости (gaudet V 42)³¹, доступной человеку, – интеллектуальной любви к Богу, описанию которой у Спинозы посвящена вся пятая книга его «Этики». Более того, Спиноза полагает, что именно такая радостная и спокойная жизнь ума и тела, исполненная изысканных чувственных удовольствий, не только позволяет мудрецу (vir sapiens) достигать все больших совершенств его