Этика Спинозы как метафизика морали - [94]

Кроме того, в своей «Этике» он утверждает, что все, происходящее с человеком, вытекает из его природы с неотвратимой последовательностью, как вывод из теоремы. Такой носитель морального начала не выбирает возможную версию поступка, потому что у него отсутствуют какие-либо альтернативные варианты. Как мы уже отмечали, в универсуме Спинозы каждый элемент системы (модус субстанции) движется по единственной заранее прочерченной для него траектории, не имея возможности ни сойти с нее, ни даже отказаться от существования по собственной воле. Господствующая в нем механическая (каузальная) парадигма в общем лишает человека характеристик суверенного субъекта. Носитель моральных полномочий предстает здесь не в качестве первичной инстанции нравственной жизни, ответственной за принимаемые ею решения, а лишь в виде точки приложения (пересечения) действующих вне нее сил. У Спинозы любое действие человека всегда начинается не с него, а далеко за его пределами. Он видит в человеке не первичный атом морального бытия, а только модальный транслятор многообразных субстанциальных энергий. В таком случае идея морального воздаяния за совершенное действие утрачивает у него свой смысл, о чем он сам и говорит – исполнитель того или иного действия всегда только пожинает естественные и объективно произрастающие из него плоды. И, как мы знаем, Бог его за это не карает. Спиноза сравнивает моральные казусы с природными процессами, подчиняющимися порядку естественных причин, – если человек не обладает необходимыми задатками души для достижения блаженства, то его вина заключается только в том, что у него нет другой природы, соответствующей блаженству или создающей основания для этого. Отсутствие такой природы не составляет моральную провинность или вину человека, скорее можно было бы говорить о его метафизической вине. В этом случае речь шла бы о тождестве каузального, легального и морального порядков. Ведь, по словам Спинозы, лошадь не виновна (excusabilis) в том, что она лошадь, а не человек. Даже если тот, кто заболевает бешенством от укуса собаки, должен быть извиняем, тем не менее его предают удушению. Все происходит естественным образом. Но при этом картина мира не лишается у Спинозы моральных качеств или оттенков – слабый духом получает естественное, соответствующее его природе, или вытекающее из нее, воздаяние: он не познает Бога и будет лишен любви к Нему, а значит, он не достигнет блаженства²⁶.

Таким образом, объективный (естественный) порядок вещей и всеобщий детерминизм в универсуме Спинозы не исключают возможности моральной квалификации происходящих в нем событий. Каждый индивидуум в нем играет свою роль в тех или иных моральных репризах, и другой роли у него быть не может – согласно мировому сценарию, это его амплуа, или лицо, что одно и то же. Горшок не может быть человеком, а злодей совершает порочные деяния и получает наказание²⁷. Если, как говорит Спиноза (V 42), наградой за добродетель является сама добродетель (блаженство), то все совершающееся в человеческой жизни само по себе (естественно) реализует в себе порядок воздаяния. Добродетельный человек оказывается награжден самим фактом своего существования – дарованной ему Богом благой природой и вытекающими из нее позитивными действиями, ведь в этом случае его метафизический статус способствует его добродетели, т. е. усиливает его способности к существованию (IV 20). Разве будет такой человек нуждаться в какой-либо дополнительной награде за свои деяния, если он уже получил соответствующую экзистенциальную награду? Сама его индивидуальная природа есть дар субстанции, которая наделяет каждый модус мерой бытия, соразмерной его роли. Это касается и распределения амплуа героя и злодея, мучителя и мученика. Порочный, т. е. бессильный человек (impotens) также несет на себе груз своей природы, но это метафизически облегченная ноша – в злом человеке меньше бытийной полноты, способности к существованию или силы жить и действовать. Кто же усомнится в том, что он уже получил наказание в соответствии со своим метафизическим статусом?

В то же время представим себе ситуацию, когда порочный, или бессильный субъект сумеет преодолеть ограниченность своей природы и станет лучше, добродетельнее или сильнее. Или наоборот – добрый человек в силу разных обстоятельств своей жизни утратит часть присущей ему добродетели (способности к существованию) и станет бессильным. Можно ли будет в этих случаях говорить о том, что каждый из них совершил свой моральный выбор или, другими словами, реализовал свою экзистенциальную возможность – стал другим? Аристотель, который начинает отсчет моральных свершений индивидуума с наличного состояния его природы, определил бы его как субъекта соответствующего морального выбора, способного в той или иной мере отделять себя от сложившегося в нем склада души (heksis) и совершать избирательные действия (prohairesis) в соответствии с его желанием стать тем или иным. Природа (склад души) здесь играет свою определяющую роль, но кроме нее есть еще фактор избирающей индивидуальной воли, которая так или иначе участвует в поступке, будучи частью самого субъекта и в то же время внося в сложившуюся душевную конструкцию субъекта необходимую для моральной свободы неопределенность. Одновременно Аристотель в своей оценке человеческих возможностей старается не удаляться от самого субъекта, словно страшась заблудиться в лабиринте многообразных внешних обстоятельств его жизни, влияющих на становление его морального характера (качеств его души).