Этика Спинозы как метафизика морали - [56]
4.4. Добро и зло как объекты влечения
Как оказывается, сама человеческая природа обладает собственной избирательностью относительно добра и зла – «всякий по законам своей природы необходимо чувствует влечение к тому, что считает добром, или отвращается от того, что считает злом» (IV 19). Спиноза утверждает, что такого рода влечение (appetitus), представляющее собой разновидность стремления (conatus) всякой вещи, в том числе и человеческого ума, к сохранению своего бытия, составляет саму сущность, или природу человека (там же). Такая подвижная внутренняя диспозиция человеческой природы (природы нашего ума) является определяющей для вынесения фундаментальных определений, касающихся добра и зла: «Мы стремимся к чему-либо, желаем чего-нибудь, чувствуем влечение и хотим не вследствие того, что считаем это добром, а наоборот, мы потому считаем что-либо добром, что стремимся к нему, желаем, чувствуем к нему влечение и хотим его» (III 9 схол.). В общем и целом эта схолия дублирует известное положение Аристотеля, согласно которому «благо есть то, к чему всё стремится (ephietai)» (Никомахова этика 1094 а), и повторяющий его тезис Фомы Аквинского «Благо есть то, чего все желают (appetunt)» (Сумма теологии, ч. I в. 5 р. 1). Спиноза, как мы видим, тоже говорит о благе, к которому мы стремимся (conamur) и которого желаем (appetimus). На первый взгляд, он не хочет придавать добру какой-либо объективный статус, чтобы оставить за человеческим умом приоритеты в определении моральных качеств тех или иных вещей, на которые направлен человеческий интерес. В соответствии с приведенной дефиницией добрыми мы будем считать те объекты, к которым мы испытываем влечение, а злыми, как можно предположить, надо будет назвать все те, которые мы отвергаем. Таким образом, векторы стремлений нашего ума будут мотивированы не внешними предметами, а нашими собственными влечениями (стремлениями – conatus), опирающимися на нашу природу. В этом случае субъектом морального решения становится сам человек, или его актуальная природа (мы говорим о моральном решении, поскольку ситуацию морального выбора Спиноза отвергает, полагая, что у человека на самом деле нет свободной воли и все его действия однозначно детерминированы совокупностью внутренних и внешних причин – II 48).
Можно сказать, что какая-либо вещь или жизненная ситуация обладают качествами добра и зла не сами по себе, а на основании определений человеческого ума. Вместе с тем человеческий ум выносит решение относительно морального состава той или иной внешней причины, вызывающей у него определенные аффекты или стремления, по двум основаниям – или вследствие наличия у нее сродства с нашей природой (такой предмет составляет объект нашего стремления, он вызывает у нас радость и определяется нами как благой), или вследствие отсутствия у нее такой общности (в этом случае соответствующий предмет вызывает у нас отторжение, пробуждает в нас печаль и определяется нами как злой). То есть критерием ценностного различения моральных категорий добра и зла оказывается у Спинозы бытийное тождество, естественное сродство человеческой природы и внешних обстоятельств, а отсюда – первичная расположенность нашего ума, его симпатия или антипатия к тем или иным объектам из окружающего мира. Проще говоря, речь снова идет о естественном стремлении единичной человеческой природы как модуса субстанции к самосохранению – к сохранению своего бытия. В этом стремлении раскрывают себя все три ипостаси метафизического абсолюта Спинозы – действенная сущность субстанциального бытия, присущего любому индивидууму, активность его природы и божественная сила, с которой все вещи пребывают в своем существовании.
4.5. Добро и зло как аффекты
Динамический характер определений добра и зла, их привязанность к подвижной сущности нашего ума позволяют говорить о том, что оба этих качества морального сознания (у Спинозы это состояния человеческого ума) обладают аффективной природой, т. е. концепты добра и зла обозначают характер изменений, происходящих в модальной сфере, точнее, в единичном модусе мышления. Они затрагивают порядок идей, составляющих саму ткань человеческого ума. Эти изменения могут происходить или в сторону большего совершенства нашего ума, когда в уме преобладают адекватные идеи, или в сторону его меньшего совершенства, когда в нем превалируют неадекватные идеи. Первые влекут за собой «добрый» аффект радости, вторые вызывают «злой» аффект печали. Очевидно, что эти фундаментальные определения морального бытия выступают в качестве знаков, или свидетельств определенных метаморфоз в состояниях человеческого субъекта, представляющих собой адаптивные реакции его ума и тела на обстоятельства его жизни.
Между тем, как оказывается, для Спинозы не всякая разновидность аффекта радости может соответствовать понятию добра, и не всякий вид печали является злом для человека. Отличие между ними состоит и в том, что аффекты, производные от радости, сами по себе злыми (вредными) для человека быть не могут, и если они становятся такими, то это возможно только в случае их избыточности, или превышения некоторой меры. А вот те аффекты, которые берут свое происхождение от печали, сами по себе благими быть не могут, если же им и случается производить на человека благое действие, то оно выступает чаще всего как компенсация избыточного влияния на тело аффектов радости. Например,
