Этика Спинозы как метафизика морали - [113]

Хотя, строго говоря, в соответствии с известной нам корреляцией, существующей между порядком идей и порядком вещей, доктрина Спинозы исключает возможность того, что телесное действие может быть движимо, побуждаемо или обусловлено тем или иным мотивом (аффектом). Поэтому мы можем причислить моральную философию Спинозы к классу этических концепций, определяющих специфический характер морального действия не на основании его мотивов, но только в соответствии с его мотивами, или, более точно, в корреляции с ними. Кроме того, складывается впечатление, что у Спинозы любое действие тела обладает своего рода адиафорией относительно представлений ума (моральных мотивов), т. е. в предметном действии человека нет объективно удостоверяемых свидетельств его моральной определенности или отсутствуют отличительные этические признаки той или иной нравственной позиции морального субъекта. Все телесные действия позитивны, поскольку выражают способность вещи к действию, т. е. обнаруживают стремление вещи пребывать в своем существовании, ее метафизическое достоинство, или ее добродетель (virtus).

В этом отношении метафизический мотив, или онтологическое априори, полагаемое Спинозой в основание любого действия или поступка, т. е. желание всякого модуса быть (esse), или существовать (existere) оказывается в определенном смысле первичным, приоритетным относительно любых налагаемых на него моральных аппликаций, представляющих в этом смысле уже вторичную классификацию субстанциальных феноменов. Правда, в теореме 56 ч. III Спиноза, определив желание как сущность, или природу каждого человека, ставит его в зависимость от тех аффектов, которые преобладают в жизненных казусах, сопровождающих существование каждого отдельного субъекта. Тем не менее многообразие аффективных состояний человеческой природы, или разнообразие идей человеческого ума, не препятствует стремлению этой самой природы пребывать в существовании в любом своем качестве, усваивая соответствующую обстоятельствам форму присущего ей бытия. Мы уже отмечали, что присутствие в основаниях человеческого действия неадекватной идеи, придающей поступку отрицательное нравственное качество (злое деяние), ничего не отнимает от позитивного содержания самого аффекта как стремления человека пребывать в своем существовании, даже если это стремление опирается на ложный мотив или неадекватную идею ума. Ведь никакой модус субстанции по своему определению не содержит в себе ничего, что могло бы способствовать его уничтожению (III 5). То же касается и действий тела, которое, кроме того, по своей атрибутивной принадлежности оказывается независимым от любого рода ложных идей.

Индифферентность⁷ поступков людей относительно сопровождающих их мотивов обусловлена, как можно предположить, несомненной позитивностью любого рода действий – модификаций идей ума или динамикой частей тела – поскольку они всегда причастны к некоторому реальному метафизическому (субстанциальному) субстрату, составляющему их природу, или добродетель (virtus). Проще говоря, они есть, или они существуют как явления субстанциального бытия, как модусы того или иного атрибута субстанции, и обладают определенной способностью к действию в соответствии со своей природой, или сущностью (существование у Спинозы тождественно действию). Другими словами, во всем том, что реально происходит или просто существует в пределах субстанции, проявляется некоторая природа той или иной вещи, т. е. выражается ее стремление пребывать в своем существовании, составляющее ее сущность (III 7). Эта «сила существования» имеет своим основанием вечную необходимость божественной природы, а она придает каждому единичному модусу (вещи, стремлению или идее) ту реальную «позитивность», которая составляет ее первичную онтологическую базу. Отсюда следует, что именно такой субстанциальный «остаток», обладая частной (модальной) природой, оказывается нечувствительным к оптическим иллюзиям (неадекватным идеям), порождаемым частным взглядом на универсум и лежащим в основании всякого аффекта. Он представляет собой ту добродетель (virtus) вещи или поступка, которая обладает собственным метафизическим совершенством.

Таким образом, для Спинозы ценностные характеристики всякого морального действия (поступка) имеют ситуационную значимость, исключительно персональны и не обладают специфической формой проявления. Отсюда можно сделать вывод (сам Спиноза от такого заключения воздерживается), что в моральной деятельности для человека не может существовать запретных действий или недопустимых форм поведения, ведь их предметный субстрат (манифестированная телесная модификация) сам по себе оказывается морально неразличимым, другими словами, не допускает нравственной атрибуции. Поэтому моральная квалификация всякого поступка предполагает постоянное обращение к ситуационному контексту, к соответствующему порядку идей, или мотивам, сопровождающим такого рода телесное действие. В этике Спинозы, как и в стоической морали, нет правил поведения, а есть прецеденты, или примеры определенного типа поведения, его моральные