Этика Спинозы как метафизика морали - [106]

Это не исключает того факта, что в том же обычном порядке природы каждый модус мышления, и прежде всего человеческий ум, оставаясь в пределах атрибута мышления, единого для всех идей ума, остается отчужденным от всех других модусов того же атрибута и оказывается связанным с каждым из них исключительно внешними – причинно-следственными – отношениями. Ведь, как мы уже отмечали, частный взгляд всякой отдельной идеи (отдельного модуса мышления) на окружающий мир сужает угол ее зрения и ограничивает масштаб ее взаимодействия с теми звеньями каузальной цепи, от которых зависит ее существование. В той мере, в какой каждый модус субстанции сохраняет свою модальную (отдельную, единичную) природу, он не воспринимает свое внутреннее – субстанциальное, а не каузальное – единство даже с теми элементами субстанциальной системы, с которыми он связан атрибутивной общностью. Ближайший из них выступает для него в образе единичного модуса, предшествующего ему и исполняющего роль его внешней причины. Очевидно, что именно в силу таких обстоятельств никакой единичный модус субстанции не может обозреть во всей полноте ту последовательность (connectio) причин, которая его продуцирует и завершающим звеном которой он является.

Для Спинозы адекватное постижение смысла (формального) бытия того или иного модуса субстанции возможно только через познание причины, следствием которой он является (II 7). В конечном счете причиной этого модуса мышления является Бог, рассматриваемый под атрибутом мышления. Но, как подчеркивает Спиноза, Бог может рассматриваться в качестве причины того или иного единичного модуса мышления не поскольку Он есть вещь абсолютно мыслящая, т. е. в бесконечности своей природы, а поскольку Он рассматривается в состоянии другого – единичного, т. е. конечного и ограниченного – модуса мышления, имеющего своей причиной Бога, находящегося в состоянии третьего, конечного и ограниченного, модуса мышления и т. д. (II 9). Адекватное же познание всего природного строя, в котором находятся все единичные вещи и который связывает их между собой причинной связью, возможно для Бога только в том случае, если Он представляет идеи всех их, вместе взятых, но не тогда, когда Он имеет одну только идею человеческого тела. Для адекватного познания природы любого единичного модуса субстанции необходимо иметь полный обзор всех элементов (звеньев) каузального ряда, которые определяют характер данного отдельного модуса, а это возможно только для божественного ума в его абсолютном, т. е. бесконечном выражении. А поскольку в системе Спинозы любой акт человеческого познания, выражающий активность человеческого ума (идеи тела), есть деяние Бога, составляющего в данном случае природу лишь отдельного человеческого ума, то, как признает Спиноза, сам Бог

в таком своем единичном качестве вовсе не может претендовать на адекватное познание возможностей нашего тела (II 30). Кроме того, ум как идея человеческого тела является не простой идеей, а складывается из многих идей, поскольку отражает разнообразные состояния человеческого тела, между тем как идеи состояний человеческого тела представляют собой, по словам Спинозы, «как бы заключения без посылок», т. е. идеи смутные (II 28).

Таким образом, в рассматриваемой нами каузальной системе всякий отдельный элемент причинного ряда – единичная вещь, например человеческий ум, – всегда выступает в виде некоего «заключения», являющегося конечным продуктом или следствием бесконечного множества внешних ей посылок, смысл которых она может представлять очень смутно. Мы уже отмечали, что любой модус по самому своему определению является неадекватной (частичной) причиной вытекающих из него действий хотя бы потому, что никакой единичный модус не обладает суверенным бытием (его существование не содержится в его сущности) и сам оказывается следствием и результатом некоторых причин, обусловливающих его собственное существование. В каузальном порядке всякая единичная вещь всегда находится в зависимости от какой-либо другой вещи как своей причины, а та, в свою очередь, является производной от иных вещей, выступающих в качестве ее внешних причин. Соответственно знание отдельного человеческого ума о причинах, обусловливающих его существование и определяющих его наличное бытие, остается неадекватным до тех пор, пока такой ум будет сохранять свою индивидуальную, или модальную, природу. Мы уже говорили, что именно частный характер присущего ему бытия создает почву для формирования в человеческом уме разнообразных аффектов. То же самое, правда, с соответствующими поправками, можно сказать об аффектах как особых состояниях тела. Адекватное же познание предполагает упразднение частного (модального) статуса человеческого ума, или, что не менее значимо, требует преодоления границ его единичного смертного тела. Можно согласиться с тем, что в этике Спинозы статус тела несколько завышен. Важно то, что высокая значимость тела вполне оправданна в спинозовской теории аффектов: всякий аффект, даже связанный с удовольствием, составляет состояние пассивное (IV 59), связан с неадекватным познанием (представляет собой смутную идею) и сохраняется, пока существует смертное тело (V 34).