Эти отвратительные китайцы - [15]

Шрифт
Интервал

Теперь о нашем пятом недостатке — слишком большой численности населения, пагубно сказавшейся на Китае… Как только затихали междоусобные войны, связанные со сменой династий, численность населения возрастала, и весь цикл повторялся снова: война, массовые убийства, смерти. Известно, что в Америке высокий уровень жизни. Но случалось ли моим уважаемым слушателям задумываться о том, что произойдет, если число американцев увеличится на миллиард, — скажем, если все материковые китайцы переедут в Америку и ее население достигнет одного миллиарда двухсот миллионов человек? Все ли останется там по-прежнему? (Смех в зале.) Проблема численности населения очень важна, и, если Китай хочет стать сильнее, численность населения надо во что бы то ни стало сокращать. Есть такая присказка: когда людей много, хорошо дело делать, а вот хлебцы есть лучше, когда людей поменьше. (Хлебцы — это все равно, что маньтоу, пампушки.) В прошлом так и было: чтобы сделать то или иное дело, требовалось много людей. Сейчас, хоть численность населения очень велика, никакой нужды в этом нет: для подсчетов вместо ста человек лучше использовать компьютер. (Смех в зале.) В том, что хорошо есть хлебцы, когда людей мало, заключена очень простая истина. Средний уровень доходов позволяет вам растить двоих-троих детей и жить безбедно, но что произойдет, если вы растите двести детей? (Громкий смех в зале.) Откуда взять деньги на повседневные расходы, образование, одежду и прочее? Численность населения в Китае слишком велика, бедность слишком распространена, бюрократическая прослойка просто огромна, конкуренция чудовищна, отсюда все упоминавшиеся здесь недостатки китайцев: грязь, беспорядок, шум и ни на миг не прекращающиеся ссоры. Мы привыкли вести себя так шумно, что почти забыли о том, что такое вежливость.

В Лос-Анджелесе меня спросили, какое впечатление на меня произвела Америка, я ответил, что, как мне показалось, Америка — страна этикета. Меня тут же спросили: а Китай — тоже страна этикета? На мой взгляд, нет, ни в коей мере. (Дружный смех в зале.) Китайцы грубы — почти всегда готовы «врезать» собеседнику, редко улыбаются — возможно, из-за тяжелой жизни… Мы встревожены, полны неприязни и ужасно озабочены собственной выгодой. Мы с утра до вечера беспокоимся, паникуем, на окружающий мир смотрим, как тигры на добычу, — да-да, лишь бы защитить себя.

Все вышесказанное — мое искреннее убеждение, основанное на личном опыте. Можно сказать, что это — доклад, который я представлю членам правления после возвращения из своей «исследовательской поездки» по Америке. (Смех в зале.)

Не буду касаться наших достоинств — они, конечно, имеются. И никуда не денутся, если я не стану их перечислять. Я говорю о наших недостатках, потому что этот разговор может способствовать развитию рефлексии и самоанализа. Перед нами стоит столько сложных вопросов — что делать? Поделюсь своей точкой зрения. Самое важное — развитие наших интеллектуальных способностей. На протяжении нескольких тысячелетий за нас все делали другие — все решения принимали великомудрые и высокопоставленные чиновники, самим нам думать не надо было, да никто к этому и не стремился. Китайцы так привыкли к тому, что от них требуется лишь повиновение, что словно бы приучились быть недоумками… Но китайцы очень умны. Столь умны, что, боюсь, всем остальным народам планеты, включая евреев, до них далеко. Так, если сравнить китайца и представителя другой нации, китаец несомненно окажется умнее. Но если брать по два-три человека, китайцы наверняка проиграют, потому что от рождения не способны договориться между собой. (Смех в зале.) Смысл командной работы в том, что каждый человек забывает собственную выгоду ради общей. Представим себе, что у нас есть две круглые геометрические фигуры, но с помощью ножа их можно превратить в два относительно небольших куба и соединить в одну фигуру. Однако каждая фигура «надеется», что срезать лишнее будут не с нее, а со второй фигуры. Раз нужно поступиться своим, она тут же отказывается от участия. Ну как тут объединишься? Китайцы слишком умны, никто не спорит. Умны и хитроумны. Настолько, что, когда их продают на скотобойню, они еще и торгуются не на жизнь, а на смерть и, выручив лишние пять юаней, пляшут от радости[36]. (Смех в зале.) Да, китайцы слишком умны, и высшим проявлением этого их ума является эгоизм. Человека неэгоистичного, скорее всего, высмеют и объявят дураком. Китайцы не отличаются терпимостью: любого, кто великодушен, снисходителен, доброжелателен, ославят дураком. Если ты вздумаешь оказать сопротивление тому, кто ударил тебя по лицу, или решишься вступить в спор с нарушившим закон, значит, ты дурак. Если ты занимаешься делом, которое не обогатит тебя и не превратит в чиновника, все, несомненно, признают тебя дураком. Я полагаю, что китайцы должны позволить себе хоть какое-то время побыть дураками… Иначе нас, как индейцев, ждет упадок… Подводя итог, хочу сказать: не надо все усложнять — начните с себя, со своих детей и тренируйтесь![37]

Голос. Мне кажется, на каждый вопрос нужно давать минут десять.


Рекомендуем почитать
Гений места, рождающий гениев. Петербург как социоприродный феномен

В Петербурге становится реальным то, что в любом другом месте покажется невероятным.Наводнение – бытовое явление. Северное сияние – почти каждую зиму, как и дождь в новогоднюю ночь. Даже появление привидения не очень удивляет. Петербуржцев скорее удивит отсутствие чудес.Петербург можно любить или не любить. Но мало кому удавалось игнорировать город. Равнодушных к Петербургу почти нет; лишь единицы смогли прикоснуться к нему и продолжать жить так, словно встречи не произошло.В Петербурге постоянно что‑то происходит в самых разных областях культуры.


Письмо чудаку, озабоченному поиском смыслом жизни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


США как орудие Противобога для установления мировой тирании

В книге оцениваются события новейшей истории с позиций учения Даниила Андреева Роза Мира, а также дается краткое описание развития человеческой цивилизации под влиянием сил Света и Тьмы со времен Христа. Подробно описываются способы экономического порабощения Америкой стран Азии, Латинской Америки и др., роль США в развале Советского Союза, в госперевороте на Украине в 2014 году. Дается альтернативное общепринятому видение событий 11 сентября 2001 года. Описывается применение США психотронного оружия для достижения своих военных и политических целей, а также роль США в подготовке катастрофы планетарного масштаба под влиянием Противобога.Орфография и пунктуация автора сохранены.


Русская жизнь-цитаты-апрель-2017

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мессия

Основным спорным вопросом в познании истины бытия окружающего материального мира является вопрос о существовании Бога. Если Бог существует, то сотворение жизни на Земле Богом, описанное в Книге Моисея, должно иметь научное подтверждение, так как творение Бога по изменению материи могло происходить лишь по физическим законам, которые присущи материи, и которые Бог изменить не может. Материя существовала всегда, то есть, бесконечно долго в прошлом времени, а Бог развился в какое-то время из материи, возможно даже по теории Дарвина.


Русская жизнь-цитаты-Март-2017

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Укоренение» Симоны В. Набросок предисловия к книге

Раздел «In memoriam» посвящен столетию со дня рождения классика французской литературы Альбера Камю (1913–1960). Говоря об истории его творческого наследия в России, переводчик и автор вступления ученый Борис Дубин пишет: «…как минимум два читательских поколения в „самой читающей стране мира“ были этого богатства лишены. Такой „прочерк“ не проходит бесследно для культуры…», и далее — о «зауженных горизонтах и обобранной судьбе самих этих поколений». Здесь же — набросок предисловия А. Камю к книге Симоны Вейль и фрагмент эссе «Первая улыбка мира» польского писателя Марека Заганчика (1967), где автор поминает путевые дневники Камю.


Африканские игры

Номер открывается повестью классика немецкой литературы ХХ столетия Эрнста Юнгера (1895–1998) «Африканские игры». Перевод Евгения Воропаева. Обыкновенная история: под воздействием книг мечтательный юноша бежит из родных мест за тридевять земель на поиски подлинной жизни. В данном случае, из Германии в Марсель, где вербуется в Иностранный легион, укомплектованный, как оказалось, форменным сбродом. Новобранцы-наемники плывут в Африку, куда, собственно, герой повести и стремился. Продолжение следует.


Десятого декабря

Американский прозаик Джордж Сондерс (1958). Рассказ «Десятого декабря». Мальчик со странностями наверняка погибнет в пустом зимнем лесопарке. На его счастье в том же месте и в то же время оказывается смертельно больной мужчина, собравшийся свести счеты с жизнью.


«Тоскливый голос взывает беззвучно»

Жан Фоллен (1903–1971) практически неизвестен в России. Нельзя сказать, что и во Франции у него широкая слава. Во французской литературе XX века, обильной громкими именами, вообще трудно выделиться. Но дело еще в том, что поэзия Фоллена (и его поэтическая проза) будто неуловима, ускользает от каких-либо трактовок и филологического инструментария, сам же он избегал комментировать собственные сочинения. Однако тихое, при этом настойчивое, и с годами, пожалуй, все более заметное, присутствие Фоллена во французской культуре никогда не позволяло отнести его к писателям второстепенным.