Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс - [134]

Наука способна максимизировать уровень нашего счастья Пол Блум

Профессор психологии и когнитивной науки, Йельский университет; автор книг Just Babies: The Origins of Good and Evil («Просто младенцы: происхождение Добра и Зла») и How Pleasure Works: The New Science of Why We Like What We Like[90].

Психологи смогли сделать немало потрясающих открытий о том, что делает людей счастливыми. Правда, некоторые из этих открытий противоречат здравому смыслу. Получается, например, что мы значительно лучше, чем мы сами думаем о себе, поскольку обычно исходим из негативного опыта и не замечаем работы механизма, который гарвардский психолог Дэниел Гилберт называет нашей «психологической иммунной системой». Другие открытия в известном смысле пересказывают то, что могли бы поведать нам еще наши бабушки: что счастье – это когда у тебя много друзей, а несчастья часто проистекают от одиночества. Иными словами, старайся быть как Дональд Дак, внучек, а не как Скрудж Макдак.

Некоторые передовые ученые убеждены, что такого рода исследования рано или поздно приведут нас к научному решению вопроса о том, как нам максимизировать уровень своего счастья. Но это ошибка. Даже если допустить, что нам когда-нибудь удастся идеально объективно определить, что такое счастье (и при этом провести четкое различие между «счастливой» и «просто хорошей» жизнью), то ответ на вопрос, как построить максимально счастливую жизнь, в любом случае окажется, хотя бы отчасти, вообще вне компетенции науки.

Чтобы понять, почему это так, давайте сначала попробуем ответить на другой вопрос, связанный с этой темой: каким образом мы можем определить самое счастливое общество? Как заметили британский философ Дерек Парфит и ряд его коллег, даже если бы мы могли совершенно точно измерить уровень счастья каждого отдельного человека, это все равно не позволило бы нам ответить на более глобальные вопросы. Может быть, выбрать общество с «максимальным объемом» общего счастья (то есть с наибольшей суммой «счастий» всех граждан этого общества)? Если да, то триллион человек, влачащих жалкое существование (но все равно предпочитающих жизнь смерти), окажется «более счастливым», чем миллиард совершенно счастливых людей.

Кажется, это как-то неправильно… Может быть, взять просто среднее значение счастья по данному обществу? Если да, то общество, большинство членов которого невероятно, беспредельно счастливы, но зато небольшое меньшинство сильно страдает, может считаться «более счастливым», чем общество, в котором все просто очень счастливы. Похоже, это тоже неверно…

Давайте сравним (a) общество, в котором все люди одинаково счастливы, и (b) общество, в котором существует значительное неравенство, но в котором и «общий объем» счастья, и его «средний уровень» значительно выше, чем в первом. Какое же общество следует считать более счастливым? Это сложный вопрос, особенно если пытаться ответить на него в контексте нашего реального мира, и ответ в любом случае вряд ли можно будет решить с помощью научного метода – поскольку у науки нет никаких эмпирических инструментов для расчета общего уровня счастья.

Парфит отмечает, что те же самые проблемы возникают и при рассмотрении жизни отдельного человека. Каким образом человек может регулировать баланс своего счастья в течение всей жизни? Какая жизнь может считаться более счастливой: та, в которой стабильно имеется некий уровень счастья, или та, в которой постоянно происходят колебания между высокими уровнями счастья и столь же высокими уровнями несчастий? И это опять же не такой вопрос, ответ на который можно получить экспериментальным путем.

Кроме того, тут имеется моральная проблема. Очень часто мы оказываемся в ситуации, когда мы должны выбрать, стоит ли жертвовать нашим счастьем ради блага других. Большинство из нас готовы на подобные жертвы ради друзей и родственников; кое-кто идет на такое даже ради незнакомых людей. Сформулированная таким образом, это действительно проблема морали, а не гедонизма – идеальный гедонист стал бы помогать другим только в той степени, в какой это, по его собственной оценке, сделало бы более счастливой его собственную жизнь. Однако давайте теперь рассмотрим ситуацию, когда тот же самый «обмен счастьем» человек совершает сам с собой, в границах собственной единственной жизни. Подумайте о своем счастье прямо сейчас и спросите себя, от чего вы готовы отказаться – не ради другого человека, а ради самого себя в будущем.

Жизнь полна подобных вопросов. Удовольствия, которые мы получаем здесь и сейчас – вредная пища, незащищенный секс, жизнь без оглядки на завтрашний день, – дают нам возможность испытывать счастье сию секунду, однако это происходит за счет нашего же счастья в будущем. Когда же мы жертвуем чем-то во имя будущего – занимаемся тяжелыми физическими упражнениями, питаемся не такой вкусной, но здоровой пищей, откладываем на черный день, – то становимся альтруистами, которые жертвуют собой настоящим ради себя будущего. Как ни удивительно, но даже самые закоренелые и эгоистичные гедонисты сталкиваются с подобными моральными проблемами, и наукообразные разговоры на тему измерения счастья быстро переходят в далеко не научные размышления о том, как нам вести себя правильно.