Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков - [94]
В этом отношении особенно важно то, что Кафка замечает на одной из страниц своих Дневников: «Почему бессмысленны вопросы? Жаловаться – значит задавать вопросы и ждать ответа. Но на вопросы, которые не отвечают сами себе при возникновении, никогда не получить ответа. Между вопрошающим и отвечающим нет расстояний. Никаких расстояний преодолевать не надо. Потому вопросы и ожидание бессмысленны» (Diari, 539). Дело в том, что в тот самый момент, когда человек ставит перед собой проблему жизни, он исключает самого себя из жизни: именно это показывают нам эта парабола и Замок. Едва священник закончил рассказывать историю, Йозеф К. восклицает: «Значит, привратник обманул этого человека!» (Рг, 205). То есть, в параболе и в самом деле речь идёт о проблеме обмана, но поселянин не обманут, как и не обманут Йозеф К. в процессе, который ведётся против него. Не случайно священник говорит ему: «У тебя неверное представление о сущности дела. Приговор не выносится сразу, но разбирательство постепенно переходит в приговор» (Рг, 201).
Дело в том, что в параболе не уделено внимания проблеме отношения между невиновностью и виновностью, и как и поселянин, который ни виновен, ни невиновен, так и Йозеф К., настаивая на желании истолковывать происходящие с ним события в рамках этого отношения, заслуживают в упрёк от священника такие слова: «Неужели ты за два шага уже ничего не видишь?» (Рг, 202). Тогда точно таким же образом должны быть отброшены те религиозные толкования, которые видят в основе произведения Кафки идею о том, что человек всегда был и всегда остаётся виноват перед Богом. Именно попыткой толкования парабола завлекает в ловушку: в ожидании ответа и поселянин тоже выказывает, что «за два шага ничего не видит» перед собой.
Йозеф К. утверждает, что поселянин обманут, потому что он видит логическое противоречие между запретом привратника: «сейчас тебе войти нельзя» и финальным откровением: «эти врата были предназначены для тебя одного». Но священник замечает, что между двумя эти моментами не только нет противоречия, но даже существует связь: «первое объяснение уже ведёт ко второму» (Рг, 206). В самом деле, привратник не говорит поселянину, что тот ошибся дверьми, как не говорит и того, что тот никогда не сможет войти; из этого следует закономерность заключения: запрет привратника касается лишь настоящего момента и влечёт за собой приглашение подождать, символизируемое предложением скамеечки. То есть, это были врата, предназначенные для поселянина. Дело в том, что Йозефу К. не удаётся сойти с логического взгляда на противоречие, взгляда с точки зрения истинного и ложного. Священник же приглашает его не принимать как истинное то или иное толкование, поскольку таким образом возникает всегда неверное представление о тексте, тогда как «вовсе не надо все принимать за правду, надо только осознать необходимость всего» (Рг, 211). Но тогда – заключает Йозеф К. – «ложь возводится в систему» (там же).
Взгляд с точки зрения логики не позволяет Йозефу К. проникнуться духом Закона, и это становится орудием для его обвинения. Вина поселянина – это и вина Йозефа К.: она заключается в вопрошании, в желании «сейчас же» познать истину. «Не сейчас» привратника означает, что это обман, на который попадается человек, когда не отдаёт отчёта, что Закон – как жизнь: она не может быть познана, но можно только жить в ней, принимая её в своей парадоксальности, в своей «необходимости», а вовсе не в своей «правде». Ведь и привратник также необходим, поскольку он «причастен к Закону» и, как таковой, «суду человеческому не подлежит». Вопрошание, чтобы избежать обмана, заставляет человека попасться на обман ещё больший – обман вопрошания, не получающего ответа, вопрошания, находящегося в бесконечном ожидании, конец которому может положить только смерть, как в случае поселянина, или усталость Йозефа К., о котором как раз говорится, что «слишком он устал, чтобы проследить все толкования этой притчи» (там же).
Таким образом, как поселянин, так и Йозеф К., терпят неудачу в попытке войти в «открытую дверь», терпят неудачу в «логических» поисках истины – так как не понимают, что истина открывается именно в своей скрытости. То есть, в конечном счёте, Кафка наводит нас на мысль, что попытка познать окончательный смысл текста и мира – это обман, и его можно избежать, только принимая во всей их парадоксальности как текст, так и мир. Это означает, что мы можем оставаться по отношению к ним, тексту и миру, всегда и только «внутри» вместе с «извне». Именно потому, что он не принял Закон в его «абсурдности», и поставил себя «вне» мира и людей, которых видел как марионеток в театре жизни, Йозеф К. будет убит «как собака» (Рг, 218) двумя господами «в сюртуках, бледными, одутловатыми, в цилиндрах, словно приросших к голове», которые не случайно показались ему «старыми отставными актёрами» (Рг, 213).
