Эстетика и литература. Великие романы на рубеже веков - [93]
Глава называется В соборе, и именно в соборе, куда вошёл Йозеф К., чтобы встретиться с одним человеком, священник расскажет герою параболу «о поселянине». В соборе царил мрак, и света от нескольких зажжённых свечей «для освещения алтарной живописи… было недостаточно, он только усугублял темноту» (Рг, 195). И когда Йозеф К. подошёл к картине в алтаре, перед которой «колебалась лампадка», именно она мешала видеть картину (там же). Внезапно он услышал, как прогремел голос священника, позвавший с маленькой низкой кафедры «Йозеф К.!» (Рг, 199). Приказанию священника приблизиться он подчинился, но тот заставил его подойти так близко, что «ему пришлось откинуть голову, чтобы видеть священника» (Рг, 200).
Что всё это значит? Истина, как произведение искусства, является (на свет) лишь постольку, поскольку в то же самое время она скрывается (во мраке), и мы можем уловить её, только если наше приближение к ней является одновременно и удалением от неё (откинутая назад голова). В конечном счёте: Кафка говорит о содержании параболы и романа – это поиски Закона, которые вместе с тем являются и поисками истины – и в то же самое время о том, как нам следует читать эту параболу и, в более общем смысле, его роман. То, что должно быть исключено – это возможность общего видения: оставаясь извне, не будучи вовлечёнными, как если бы речь шла об «альбоме городских достопримечательностей». И не случайно именно такой альбом Йозеф К. держит в руках в тот момент, и священник говорит ему «бросить его» (Рг, 201).
Отношение света и тьмы вновь появляется в других моментах Процесса. Так, в ателье художника Титорелли Йозеф К. замечает портрет «не совсем готовый». На нём изображён судья, «чернобородый толстяк с пышной, окладистой бородой, закрывавшей щёки;… судья и тут словно в угрозе приподымался на своём троне, сжимая боковые ручки» (Рг, 137). Позади судьи виднеется, как едва различает Йозеф К. – ведь работа не закончена – «длинная фигура, стоявшая за высокой спинкой кресла». «Это Правосудие», говорит художник (там же). Йозеф К. и в самом деле замечает, что у фигуры повязка на глазах и чаши весов, но ещё видит, что у неё «крылышки на пятках». Собственно говоря, говорит художник, «это богиня правосудия и богиня победы в едином лице» (там же). Внезапно художнику приходит охота поработать над картиной в присутствии Йозефа К., и тот видит
как… вокруг головы судьи возник красноватый ореол… Постепенно игра теней образовала вокруг головы судьи что-то вроде украшения или даже короны. Но вокруг фигуры Правосудия ореол оставался светлым, чуть оттенённым, и в этой игре света фигура выступила еще резче, теперь она уже не напоминала ни богиню правосудия, ни богиню победы; скорее всего, она походила на богиню охоты. (Рг, 138-39)
Повязка на глазах богини Правосудия означает не только то, что она не видит, но также и то, что её тоже не могут видеть. Из-под повязки взгляд не проникает, но за ней он и прячется; однако, верно и то, что прячась – он проявляется. Так, богиня Правосудия с повязкой на глазах является богиней Охоты, которая не «карает» своих жертв, но, тем не менее, их преследует. И как для богини Охоты безразлично, виновна или невиновна её жертва, так и в процессе над Йозефом К. речь не идёт о том, чтобы установить виновность или невиновность подсудимого. К тому же, о том, что устроенное судом в отношении Йозефа К. является самой настоящей охотой, явным образом упоминается одной из героинь романа, которая, узнав, что Йозеф К. направляется в собор, восклицает: «Тебя затравили!», и он повторяет сам себе: «Да, меня затравили!» (Рг, 194).
Именно в соборе, с рассказом параболы «о поселянине», произойдёт кульминация этой самой «охоты» со стороны Правосудия с повязкой на глазах. Йозеф К. должен выслушать параболу и должен её истолковать: на карту поставлена его жизнь. Но игра света и тени, которая внутри собора позволяет и вместе с тем не даёт видеть, отражается внутри самой параболы. Йозеф К. настолько «торопится» – мотив торопливости, нетерпения часто появляется в романе – «увидеть», прийти к немедленному заключению, что не понимает, что «истина» открывается лишь будучи скрытой, что образ – любой образ – требует видения, которое будет также и не-видением. Вместо этого игра света и тени сбивает его с толку, утомляет его глаза, простёртые в поисках видения «по ту сторону» поверхности вещей, не отдавая себе отчёта, что именно отражение этого чередования света и тени придаёт поверхности наибольшую «глубину». Так Йозеф К. попадает в «ловушку» богини с повязкой на глазах, являющейся ещё и богиней Охоты.
Дело в том, что Йозеф К. не может не дать толкование параболе, не отдавая себе отчёта, что она как таковая – то есть, собственно парабола – в своей парадоксальности исключает всякое логическое толкование. Его обманет сама попытка толкования, поймает его в «ловушку» и исключит его из истины и из жизни. В самом деле – парабола, как и жизнь, должна приниматься смиренно, во всех её противоречиях, без притязаний дать им какое-то логическое объяснение. Как мы уже видели в отношении параболы
