Эстетика Другого: эстетическое расположение и деятельность - [59]

Исчезающе-малая «точка» в пространстве как особенное, как от всего обособленное сущее спасается (получает осмысление-исцеление) в Бытии, которое открывается созерцателю в созерцаемом. Исчезающе-малая точка и Бытие — два полюса «затерянного-как-расположения». Другое как Бытие онтологически утверждает (спасает) и созерцаемое, и созерцателя, который, созерцая сущее как «затерянное», одновременно ощущает и самого себя (как сущего) затерянным в бесконечном пространстве. Несоразмерность отдельного сущего миру сущего в целом здесь, с одной стороны, доведена до предела, а с другой — перекрыта, снята в чувстве сверхчувственного, безусловного, Другого. Другое открывает себя в затерянном как то, что утверждает онтологическую дистанцию, позволяющую видеть «малый» предмет как «затерянный», созерцать его и при этом испытывать удовольствие от чувства «полноты бытия». Опыт затерянного — это опыт Бытия, утверждающего Присутствие в его способности присутствовать, то есть не «теряться» в эмпирической безмерности мирового пространства. Другое здесь — то, что «ставит» человека по ту сторону сущего и, следовательно, по ту сторону страдания. В переживании заброшенности как аффирмативного (утверждающего) эстетического расположения мы имеем дело с онтолого-эстетическим катарсисом, очищением сущего (созерцателя и созерцаемой вещи) силой данности Другого как Бытия.

Беспричинная радость — это расположение, в котором Другое открывается человеку как Бытие в чувстве безусловной полноты присутствующего сущего. Бытие, открытое во всем, наполняющее собой все вокруг (реальное и воображаемое пространство), дано и переживается как беспричинная и безусловная радость. Беспричинная радость — это расположение, которое «напрашивается» на то, чтобы соотнести его с отшатыванием-отчуждением ужаса: в отличие от прекрасного, ветхого или мимолетного и других расположений, которые локализуются вовне в отдельной вещи (или в группе вещей), беспричинная радость характеризуется не только безусловностью, но и всеохватностью. Подобно ужасу, беспричинная радость может быть охарактеризована через «всюду и нигде». Беспричинная радость есть безусловное («отличительное») расположение эстетики утверждения, онтически характеризующееся тотальностью и локализованное в пространстве, а не в отдельной вещи. Чувство Бытия здесь не может быть привязано ни к тому или иному виду вещи, характеризующему ее существование (время ее бытия), ни к ее или их (вещей) качественным и количественным характеристикам. Человек как Присутствие размыкает мир способом отшатывания или влечения (притяжения) к сущему, но когда его влечет к себе все сущее в целом, то каждое сущее в отдельности есть то, что и влечет, и в то же время воспринимается как несоответствующее влечению, как неспособное вместить в себя всю радость, поскольку в данном случае притягивает к себе не онтологическая полнота в акте восприятии конкретной вещи, но «все сущее» в его преисполненности Бытием. Беспричинную радость следует строго отличать от «радости по поводу». Последняя носит условный характер и имеет конкретную причину.

Беспричинная радость — феномен не менее редкий, чем ужас, но он, несмотря на свою редкость, имеет для онтологического истолкования утверждающих расположений такое же значение, как ужас для расположений отвергающих (вызывающих реакцию отшатывания).

Ужас — это расположение, в котором Другое открывается человеку в опыте безусловного отвержения человека как Присутствия. Небытие в этом расположении не локализовано в каком-то определенном сущем и дано как «бесчеловечный» мир, как сущее, неприемлющее, отвергающее человека в его способности присутствовать в мире. Сущее здесь воспринимается как утратившее (утрачивающее) свое значение, как мир, выпавший из «языка», как антимир. Опыт ужасного определяется как опыт абсурдного мира.

В расположении ужаса человек «оттесняется» от Бытия силой Небытия, отвергающего Присутствие как сущее, онтологически дистанцированное от сущего. Ужас есть чувство разрушения онтологической дистанции, метафизический апокалипсис Присутствия. Ужас свершается в восприятии сущего в целом как утратившего (утрачивающего) свою понятность, причем не какую-то «привычную понятность», а понятность как таковую. Ужасное следует отличать от условно и безусловно страшного как от расположений, в которых чувство Небытия локализовано «во плоти» того или иного сущего.

Страх — это расположение, в котором Другое открывается человеку как Небытие, чья данность есть онтологически безусловное отвержение Присутствия. Небытие здесь (в отличие от ужасного расположения) локализовано в определенном сущем, дано как конкретность метафизически угрожающего сущего. Страшное как безусловно отвергающее эстетическое расположение (как онтологически страшное) воспринимается (в аспекте своего внешнего референта) в образе «непонятного сущего», от которого как от «непонятного» исходит неопределенная угроза.

Безусловность онтологически страшного коррелирует с неопределенностью угрозы, исходящей от определенного (но непонятного) сущего. Неопределенность