Эстетика Другого: эстетическое расположение и деятельность - [52]
Если в словесном творчестве почти всегда можно выделить предмет (то есть конструкцию произведения), о котором говорит писатель, отделив его от композиции, то в садово-парковом искусстве далеко не сразу становится ясно, что в нем является конструкцией, а что — композицией. Спрашивается, чтоизображает сад или парк? О чемон рассказывает, какое содержание несут деревья, дорожки, аллеи, беседки, мосты, газоны, ручьи, камни, скалы, скульптуры, павильоны? Конечно, семантика парка в отдельных его элементах (скульптуры, обелиски, мемориалы, малые архитектурные формы, названия аллей) может говорить посетителю о многом (о памятных исторических событиях, о религиозных и философских убеждениях его создателей, об их эстетических вкусах, о культурных увлечениях и т. д.), но о чем говорит парк как целое? В чем состоит его конструкция? Если мысленно исключить из парка скульптуру, малые и большие архитектурные формы, а также топонимику парка, то это обеднит его, но не уничтожит. Следовательно, не этими семантически насыщенными элементами определяется его «о чем». Но что же тогда есть конструкция парка?
Парк как целое(при всем многообразии тех расположений, на производство которых могут быть нацелены отдельные его «уголки») имеет своей конструкцией мир.Тогда парк, с точки зрения содержания, которое он несет с собой, — это микрокосм.Парк и сад стремятся воспроизвести, про-из-вести мирв миниатюре, мир в его возможной полноте, то есть представить созерцателю сад как модель мира[100], работающую на преэстетическую подготовку опыта мирности мира (Другого в модусе Бытия)[101] как утверждающего эффекта расположений, которые рождаются под сводами садов и парков. Композиция парка нацелена на предъявление вещей в их максимальной преэстетической действенности. При этом его эстетический телос — это не обязательно прекрасное; таким телосом может быть любое утверждающее расположение (возвышенное, затерянное, ветхое и т. д.), поскольку мирность мира раскрывается во всех утверждающих Присутствие расположениях.
Парк может настраивать своего посетителя на разные эстетические расположения, и создатель паркового ансамбля строит его таким образом, чтобы различные топосы парка, их смена по ходу движения могли подготовить художественно-эстетическое событие, здесь — одно, там — другое.
Пространственность парка (ведь парк — это не вещь, а место) дает возможность задействовать целый набор «сцен», «картин», «перспектив» и использовать возможности различных утверждающих расположений, причем разнообразие эстетических эффектов, рожденных под сводами парковых аллей, связано еще и со свободой возможного маршрута движения по территории парка, поскольку дорожки и перспективы, предусмотренные его создателем, хотя и задают то, что может видеть зритель, но очень слабо регулируют порядок их просмотра (за исключением перспективы, открывающейся от входа в парк или у выхода из него). Кроме того, один и тот же парк, одни и те же уголки парка могут создавать разные эстетические эффекты в зависимости от погоды (солнечной или пасмурной, ветреной или спокойной, дождливой или сухой, холодной или жаркой и т. п.), от смены времен года, от времени дня, в которое человек посетил его.
В жизни вне искусства человек воспринимает мир как пространство, объемлющее его тело (мир никогда не воспринимается как вещь, имеющая такой-то «вид»). Оказавшись в садово-парковом ансамбле, он обнаруживает себя в особым образом организованном пространстве, открывающимся как такая конфигурация окружающего мира, которая призвана оставить его с миром один на один. Мир окружает человека со всех сторон, но он никогда не дается ему с исчерпывающей полнотой. Мир — это то, в чём человек находит себя как место-имение, как имеющий место, как присутствующий. Мир — это среда, в которой живут, а потому образ мира нельзя дать через предъявление единичного предмета, образа, формы (всякий предмет — это предмет, принадлежащий миру, то, что находится в мире). Мир — то, что стоит за образами, за вещами, мимо которых, среди которых движется человек, то есть он дан ему как нечто ускользающее: я — в мире, но мир не есть ни та или иная из этих вещей, ни те вещи, среди которых я нахожу себя.
Образ мира можно получить только в движении внутри предметной среды, когда наше внимание сфокусировано не на том или ином предмете, а на пространстве, которое нас окружает. Движение по саду как раз и позволяет пережить то, что мы, погруженные в свои мысли, озабоченные житейскими попечениями, обычно «пропускаем». А в саду торопиться некуда. Мы просто гуляем и созерцаем то, что встречаем по ходу движения. Наше внимание занято его удивительным разнообразием: перед нашим взором сменяют друг друга ландшафты, мы видим цветы и деревья, дома и мосты, лужайки и рощи... В саду мы отдаем себя окружающему, впускаем его в себя, этому способствуют и настроенность на восприятие мира в его гармонии, и само устройство парка как такого места, которое преобразовано человеком ради выявления в небольшом пространстве пространства мирового, ради явления мира в его мирности. Целое парка, как и целое мира, не дано, но задано. Гуляя по парку, мы всегда воспринимаем только какую-то его часть, но эта часть, это место представляет весь парк как объемлющее нас целое.
