Есть у Революции начало - [23]

Двое, оставшихся гопников, услышали слабый шум рухнувшего подельника. Один из них смело бросился на неожиданных драчунов — молотобойцев, незаметно вытаскивая нож из рукава.

— Мои защитники вряд — ли профессионалы уличных драк, — моментально сообразил я, разглядывая их небогатую одежонку.

— Скорее всего, работяги. Может быть точно, один из них кузнец, раз так быстро вырубил противника.

Оставшийся один грабитель бегом побежал ко мне, чтобы отобрав чемодан, вернуться быстрее к своему коллеге. Я состроил испуганную физиономию и встал, молча протягивая ему свой чемодан. Обрадованный злодей протянул руку и тут же получил жестким ребром чемодана под колено. Я просто бросил чемодан, придав ему ускорение программным методом. Разгонять его до сверхзвуковой скорости не было особой нужды. Главное, мне захотелось, чтобы он воткнулся в ногу урки, окованным железом углом. Всё так и произошло.

Парень так закричал, упав передо мной как подрубленный, что оставшийся гопник с ножом испуганно оглянулся. Теперь, мы сходились к нему с двух сторон, я с чемоданом в руке и улыбкой на лице и двое работяг, угрожающе закатывающих рукава простецких косовороток. Поглупевший от страха, неудачный налётчик, бросился в мою сторону. Он больше не собирался меня грабить. Выбрал моё направление только потому, что больше надеялся меня напугать, размахивая ножом и строя страшные рожи. Снова пришлось изображать дамский испуг. Я отшатнулся в сторону, прижав к груди чемодан как щит. Не обращая больше внимания на меня, растерявшийся грабитель бросился вглубь сада. Мне оставалось только повторить недавний приём вновь. На этот раз, тот же угол чемодана, окованный железом, прилетел в колено преступника сбоку. По тому, как неестественно вывернулась нога беглеца при падении, она наверняка сломана. Дикий вой неудавшегося налётчика наконец пробудил билетёра — охранника, засвистевшего ещё громче в свой «боцманский свисток». Двое моих спасителей неожиданно напугались. Самый молодой, поманил меня рукой, ни говоря ни слова. Утвердительно кивнув в ответ, схватил валявшийся на дороге нож, снова подобрал чемодан и побежал вместе с ними. Через две минуты, остановил их и уверенно сказал.

— Вы провожаете даму, что тут криминального, зачем нам бежать!? Старший из них даже сплюнул.

— Ведь верно, если бежим, то привлекаем больше внимания, тем паче этот свистун всё никак не может уняться, — кивнул он в направлении оставленного сада. Говорок у него был явно деревенский.

— Кузнец решивший перебраться в город только год назад, — считал я всю небогатую информацию о нём. Именно его недюжинную силу решил использовать другой, городской парень, первым заметивший меня.

— Я ему явно понравилась как девушка, — понял сразу. Он на четыре года моложе кузена — «кузнеца» которому сейчас девятнадцать. Они оба освобождены от армии потому что работают на одном и том же военном заводе. Как раз сейчас, по поручению своего отца и дяди они должны передать листовки связному, едущему на фронт в солдатском вагоне. Совершенно неожиданно, простое мероприятие, — передача торбочки с двойным дном, оказалось невыполнимо.

В царской охранке давно заметили, что антивоенные прокламации попадают к солдатам по дороге на фронт. Со вчерашнего дня, на всех пунктах где останавливаются вагоны с пополнением для переформирования, теперь, установлена строгая охранно — пропускная система. Как раз сейчас, перед недавним происшествием, оба парня разбрелись вокруг Николаевского вокзала, пытаясь найти способы проникновения на пути, где стоял состав с новобранцами. Третий их помощник, служащий этой железной дороги, проверяя буксы, искал нужного человека, — сопровождающего офицера, и передавал ему пачку листовок. Сейчас, передать железнодорожнику ничего нельзя. Большая привокзальная зона, где стоит состав с солдатами, перекрыта жандармами. Завтра утром, всех, кто сейчас заперт в вагонах, отправят на фронт.

Деревенский парень, переживал больше своего двоюродного брата. Как же он мог не оправдать доверие дяди, не передать бумаги кому положено. Проживая в доме у своих городских родственников, он считал себя обязанным безоговорочно выполнять все поручения хозяев. Родной брат его матери, Фёдор Евлампьевич Собинов, бывший фрезеровщик Путиловского завода, член РСДРП(б) с тысяча девятьсот девятого года, теперь на нелегальном положении. Новый паспорт у него на имя Николая Павловича Комарова. Так и проживал Егор Кузнецов на квартире Собиновых, в качестве племянника пропавшего мужа и отца. Разумеется, жена — Мария и сын — Иван, отлично знали, что глава семьи жив и здоров, живёт на нелегальном положении, скрываясь от царских ищеек. Егор узнал об этом только через три месяца, после того как поселился у родственников.

Узнав о таком геройстве своего дяди, ещё больше стал уважать семейство его приютившее. С искренностью деревенского богатыря, однажды, так прямо и признался дяде Коле.

— Разве ж я думал, что в городе жизнь моя так интересно сложится, — решительно рубанул воздух рукой, как кувалдой.

— Да ежели бы я знал ране, давно бы в город сорвалси.

С тех пор, Николай Павлович относился к своему сельскому родственнику с большим вниманием и даже, уважением. Родной, пятнадцатилетний сын, казался слишком легкомысленным и беззаботным, по сравнению с молчаливым и спокойным учеником потомственного деревенского кузнеца.