Есть у меня земля - [33]

Шрифт
Интервал

— Авторитет!

— Вот он так и растил своих детей. Не одинаковые они выросли. Много пятен: и родимых и приобретенных. Но ведь жизнь-то не остановилась, продолжается она. Она и рассудит лучше всякого судьи. Ты зачем возвернулся-то?

— За фуражкой.

— Взял фуражку?

— Взял.

— А я за топором. Дай-ка, Тимофей, топорик Кузьмы Захарыча… Оградку я временную ему сделаю… Пока заказ ремзаводик выполняет… Сварка у них вся на сенокосных лугах… Пошли, Семаков.

— Извините за вторжение в ваш семейный разговор, — сказал Семаков. Надел фуражку и прямой походкой— словно на строевом смотре — шел он, придерживая правой рукой фуражку, словно отдавал кому-то неведомому воинскую честь.

— Ну, мужики, все-таки решим… Не оставлять же дом так. На дрова растащат. Нехозяйственно с нашей стороны… Вот с батей я и хотел поговорить об этом… Да помешал Коровушкин со своей бедой… Братишки, а может, так? От города три часа хорошего ходу на машине, автобусе или электричке… Я, как человек многодетный, перестраиваю дом под дачу. Дешевле обойдется, чем новую рубить. Место здесь знатное — вода, лес недалеко, участок есть… Зачем отдавать в чужие руки. А вы, если захотите, можете по комнате себе отделать. А? Артем?

— Не могу я, — тихо сказал Артем. — Родной дом — и вдруг дача…

— А что? — удивился Тимофей. — Нормальное превращение.

— Все равно не могу.

— Никола?

— Отец с нами столько говорил, а ты, Тимофей, так ничего и не понял.

— А ты уяснил? — с усмешкой спросил Тимофей младшего брата.

— Начинаю.

— И что же? Если не секрет…

— Не секрет. На этой земле надо жить всерьез. А играть в бирюльки тут нечего. Помнишь, отец как-то сказал: здесь нет ничего лишнего. Поле… Оно кормит человека. Река поит… Поля под самые огороды подходят… А ты — дачу… Мне кажется, здесь будет стыдно даже в гамаке-то раскачиваться! Не такая наша земля… Работная наша земля.

— Ну, это ты, как всегда, утрируешь. Ба! Да к нам в гости сам председатель райисполкома Сеновалов! — воскликнул Тимофей, увидев сквозь щелястый низенький заплот райисполкомовский «газик».

— Артем, неси самый мягкий стул для большого человека и твоего бывшего однокашника. Вот, кстати, и обговорим дело с дачей… Все в его руках.

— Ты не посмеешь этого сделать, — сказал Артем тихо, но твердо.

— Что? Дом под дачу пустить? Или с председателем обговорить?

— Не посмеешь! — громко закричал Никола.

— Ну, хорошо, хорошо, — пустился на попятную Тимофей. — Только зачем кричать? Я не глухой. Делайте с домом, что хотите, мне нет до него никакого интереса.

Войдя в ограду, Сеновалов со всеми поздоровался, Потом спросил, снимая фуражку:

— Опоздал?

— Опоздал, — ответил Артем.

— На активе в области… Кто знал, что так внезапно Кузьма Захарыч… И не болел вроде никогда… Во всяком случае, в больницу никогда не обращался. Что врачи-то признали?

— Острая недостаточность сердца, — ответил Тимофей. — Инфаркт.

— Награду вот из области привез Кузьме Захарычу, — щелкнул Сеновалов кнопкой кожаного портфеля. Достал красную коробочку. — Медаль «За трудовую доблесть». Кому вручить? Младшему, я думаю… У него больше лет впереди, чем у тебя, Артем, и у вас, Тимофей Кузьмич… Принимай, Никола. Храни. Светлый был человек Кузьма Захарыч… Что еще сказать… Все, пожалуй… — И протянул коробочку с наградой Николе, — А мост действительно поторопились мы рвануть, — признался Сеновалов. — Зашел о нем разговор на партактиве. Послушать бы мне тогда Кузьму Захарыча… Так нет, в постановление носом уперся. Товарищ из Москвы выступал… Есть, говорит, у вас в Водополье деревянный мост. Неоценимый памятник мастерам деревянного зодчества… Есть… Был… В целом у нас по району с охраной природы и памятников истории и культуры нормально…

— Природу и старину надо охранять не в целом, Ифас, — по праву школьного товарища назвал Сеновалова только по имени Артем, — а конкретно: озеро, речку, мост, даже дерево… В «целом» мы ничего не сохраним! И жизнь это уже прекрасно доказала.

— Что ж, и это верно, Артем, — согласился Сеновалов. — Только моста нет… Да, когда Кузьма Захарыч заходил ко мне насчет семьи Коровушкиных, он письмо в конверте оставил. Вот оно. И надпись на нем чудная… Я тогда не обратил внимания. «Распечатать после моей смерти. Шишигин К. 3.» Кто распечатает? Здесь, я думаю, дело старшего. Держите, Тимофей Кузьмич.

Тимофей распечатал письмо. Начал читать вслух.

— «Товарищу председателю районного исполнительного комитета депутатов трудящихся Сеновалову от умершего К. 3. Шишигина заявление, суть коего в том. Мой домишко на берегу реки ровным счетом сыновьям для жизни не нужен. Стены и фундаменты у его еще хороши, потому как в основу моим родителем были заложены корни столетней сосны. Смолье в земле живет долгонько. Ежли построить крышу до осенней непогоди да хорошенько отштукатурить, то жилой дух в доме будет храниться даже в зимнюю стужу. Сыновьям он не понадобится, как я понял по разговорам. Всех их, пока окромя Николы, но и тому скоро выделят, обеспечило государство теплыми квартирами, а потому отдаю безденежно дом районной ребятне из пионерской организации под клуб «Речной моряк», коим я займовался долгие годы, и он не имел своей крыши, далее угла иль сарая для хранения инвентаря в количестве четырех лодок, многих весел, другой разной мелочи и нами придуманного речноморяцкого флага. После этого с уважением к вам всем бывший сторож деревянного моста Кузьма Шишигин».


Еще от автора Альберт Харлампиевич Усольцев
Светлые поляны

Не вернулся с поля боя Великой Отечественной войны отец главного героя Виктора Черемухи. Не пришли домой миллионы отцов. Но на земле остались их сыновья. Рано повзрослевшее поколение принимает на свои плечи заботы о земле, о хлебе. Неразрывная связь и преемственность поколений — вот главная тема новой повести А. Усольцева «Светлые поляны».


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.