Если ты мне веришь - [48]
— Я знаю, солнце, но тебе придется потерпеть совсем немного. Как только твой доктор будет уверен, что с тобой все хорошо, я тут же заберу тебя, обещаю.
Слова Люсинды даже для меня звучали неправдоподобно, и я заметил, как девушка невольно оскалилась, не веря в сказанное.
— Ну, — женщина чуть пригнулась к столу, чтобы как следует рассмотреть лицо племянницы, — Кристен, тебе лишь нужно понять, что все, что ты говорила мне — это всего лишь твои выдумки. Если ты сама не хочешь поправиться, другие в этом бессильны. Если ты, конечно, не хочешь пить противные и невкусные таблетки изо дня в день.
Кристен заулыбалась, и уже с легкостью посмотрела на свою Люсинду.
— Но тетушка! Ведь это было по правде! Или вы хотите, чтобы я отказалась от того, что видела? — голос девушки все больше преобретал грубый характер. Она любила Люсинду и, наверное, даже простила бы ее за то, что та отправила ее в психбольницу. Но отказаться от своих слов Кристен не могла. Просто это было не в ее правилах. И это мне даже нравилось в мисс Раян. Хотела бы она поскорее покинуть клинику — ей бы это удалось через несколько дней. Но, девушка или же и впрямь все то видела, о чем рассказывала мне изо дня в день, или же она была очередным безнадежным шизофреником, мнившим себя избранным.
Люсинда явно начала выходить из себя. Это я заметил по лицу Кристен. Девушка на мгновение испугалась, глядя на свою тетушку, а после приняла оборонительную позицию, выставив лицо вперед и согнув спину так, что плечи стали чуть ли не выше ее головы.
— Крис, видимо тебе еще нужно время, чтобы ты, наконец, поняла, в чем заключается жизнь. Это никакие не сказки, пойми. Представляешь, каково мне, когда коллеги спрашивают — действительно ли моя племянница в психбольнице?! Тебе пора взрослеть.
Тут я уже испугался за Люсинду. Я знал, как Кристен ненавидит это слово «взрослеть» и, быть может, в приступе бешенства может наброситься на свою любимую тетушку.
Но мои опасения оказались, к счастью, напрасными. Кристен с удивительным спокойствием восприняла сказанное. Возможно даже, не обращая на него внимания.
— Это скорее вам нужно время, всем вам! — Кристен выкрикнула это, раскинув руки, — смотри тетя, твоя племянница сумасшедшая! — с долей обиды продолжала девушка и тут же, встав со своего места, начала исполнять никому не известные движения. Если бы я не знал Кристен, то подумал бы, что у девушки конвульсии и что она вот — вот упадет на пол, переживая жуткую боль.
Все рабочие на несколько секунд перестали выполнять свои дела, с удивлением глядя на мисс Раян. Но так же скоро они снова перешли к своим обязанностям, сочтя это обычным явлением. Один лишь я знал, в чем тут дело.
Я смотрел из — за шкафа на корчи девушки. Ее худое тело извивалось так, что не возможно было подобрать никакую музыку для ее «танцев». К этому выступлению Кристен решила добавить и пение. Она напевала досель неизвестные слова, придавая им какой — то весьма важный по интонации смысл, улыбаясь и закрыв глаза.
Люсинда явно была шокирована всем этим и все чаще поглядывала на дежурных, стоящих возле двери. Она то сжимала губы, сочувствуя девушке, то выпячивала что было сил глаза, пытаясь лучше разглядеть Кристен, а иногда даже женщина просто закатывала глаза, покачивая ногой, таким образом, давая понять, что ей совершенно все равно.
Наконец, Кристен надоело кривляться и она, чуть ускорившись, проехала на животе по скользкому столу, за которым сидела Люсинда. Лицо девушки и миссис Раян находились настолько близко, что будто стали одним целом. Я сначала даже не мог разобрать, что происходило в тот момент.
Через пару секунд женщина вскочила с места, вскрикнув. Но Кристен все еще лежала на столе, полностью расслабившись. Очевидно, она была полностью довольна собой. И я, почему — то тоже.
Дежурные тут же подбежали к Кристен, уводя ее под руки в палату. Она все еще продолжала изображать из себя по — настоящему сумасшедшую, выкрикивая:
— Я племянница Люсинды Пристли и я сумасшедшая!
Я заметил, как женщина стыдливо почесывала лоб, опуская глаза перед всеми рабочими.
— Миссис Пристли, вы уже поговорили? — как бы невзначай спросил я женщину, как только Кристен скрылась за дверью. Люсинда вздрогнула, неожидав меня тут же увидеть:
— Да, мистер Норвингтон, спасибо — она продолжала тереть свой лоб, но уже быстрыми шагами направляясь к выходу.
Я хотел было задать ей еще пару вопросов, но подумав, отпустил женщину, ни сказав ни слова. Наверное, она испытала самые худшее, что ей доводилось испытывать когда либо. И мне от этого стало жаль Люсинду.
Было очевидно, что она стыдилась произошедшего. Может, и я бы испытывал то же самое, будь Кристен мне родной. Женщина и без того сделала важный шаг, придя навестить племянницу. А в итоге получилось только хуже. Не удивлюсь, если женщина больше даже и не посмотрит в сторону нашей клиники.
Я стоял возле того столика, за которым еще недавно сидели Люсинда и Кристен, до тех пор, пока стук каблуков миссис Раян не приглушил голос Грэма:
— Сэр, с вами все в порядке?
Я взглянул на своего помощника с печальным видом, что он тут же нервно спросил:
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…