Если нам судьба... - [48]

Я вспомнила, что на Добрыниной, когда она ко мне приходила, были серьги, сделанные именно в форме кленовых листьев.

— Люсенька все это завещала Ниночке, это жена их сына… Так вот, она ни разу даже не попросила Ниночку, чтобы она их ей дала надеть, всегда только Сережа. А когда возвращались, сразу же снимала и отдавала Сереже.

Дифирамбы в Катенькин адрес начали меня потихоньку раздражать, меня гораздо больше интересовала авария, но спросить об этом прямо было невозможно, и я пошла «козьими тропами»:

— Ольга Константиновна, а как складывались отношения Екатерины Петровны с семьей Добрынина-младшего? Ведь, согласитесь, с некоторой натяжкой она годилась им в дочери.

— Прекрасно. Она у них как третья дочь была, старшая и более самостоятельная. Катенька Ниночке очень помогала по дому и, кроме того, всегда советовалась, что купить, что надеть, что лучше: подстричься или оставить длинные волосы, покраситься или нет. И всегда ее советам следовала. Они как подружки были, несмотря на разницу в возрасте. А для девочек она просто старшей сестрой была… Это была такая счастливая семья, — Ольга Константиновна достала новый платочек и стала вытирать выступившие на глазах слезы.

— Должно быть, для Екатерины Петровны гибель Сергея Сергеевича и Нины была страшной трагедией.

— Ах, Леночка, и не говорите. Еще вечером мы так хорошо все вместе посидели, в преферанс поиграли. Вы знаете, батенька научилась прекрасно играть, она почти всегда выигрывала. И девочки здесь же с нами крутились, хотя их несколько раз уложить пытались, да где там… Разошлись мы далеко за полночь. Утром я сквозь сон слышала, как Катенька Сережу с Ниночкой завтраком кормила. Лето ведь, окна открыты, а дача-то их вот, по соседству, — и она показала на еле видневшуюся за кронами старых деревьев крышу соседнего дома — действительно рядом. — А девочек она все никак добудиться не могла, они ведь тоже в город с родителями должны были ехать. Какое счастье, что они проспали, видно, Бог их уберег.

— Как это вообще могло случиться? Может быть, вы вечером за преферансом выпили больше, чем следовало бы?

— Да побойтесь Бога, Леночка, мы совсем не пили. Добрынины всегда вели очень здоровый образ жизни. Даже чай пили только зеленый, по тем временам он большой редкостью был, но пациенты Добрынина, зная его вкусы, всегда как-то умудрялись достать и подарить. Уж мы с мужем думали-думали, так и не смогли понять, чего это вдруг Сереженька лихачить решил. А Сергей Степанович после того, как сына со снохой похоронил, хорошо держался, мужественно. Горе, конечно, страшное, но он крепился, говорил, что ему еще девочек поднимать надо, это он о Кате и внучках, Наташеньке и Танечке. А потом вдруг сердечный приступ, и в один день его не стало. Врачи ничего понять не могли: сердце совершенно здоровое, а не выдержало.

— Ольга Константиновна, вы меня извините, пожалуйста, но в 92-м в «Вестях Баратова» статья была нехорошая о Екатерине Петровне. Вы не знаете, откуда она взялась? Судя по тому, что вы рассказываете, на Добрынину это совершенно не похоже.

— А это дамы из института, они ведь так и не простили ни Катеньку, ни Сергея Степановича. Катя-то, как мужа похоронила, ко мне за советом приехала, что ей делать. Ее в Москву работать пригласили, ну, не как крупного специалиста, конечно, она тогда еще таким не была, а в память о муже. Добрынина самого не раз звали, но он все отказывался, смеялся: «Лучше быть первым в деревне, чем последним в Риме». Катенька знала, что не будет ей в Баратове ни жизни, ни работы, так что нужно ехать, а как? Ведь в то время купить квартиру нельзя было, только менять, да еще и по количеству — сколько выезжает, столько и въезжает, и разрешение министерства на обмен нужно было получить. Ну, с разрешением-то ей помочь обещали, а с обменом — самой заниматься надо было.

— Да-да, я, помнится, что-то слышала об этих правилах, — поддакнула я.

— Понимаете, Леночка, если бы она была одна, то могла бы хоть угол какой-то снять, чтобы все вопросы решить. А тут девочки, им учиться надо, а без прописки в московскую школу их никто не возьмет. Вот мы и решили, что девочек пока в интернат отдадим, и я за ними присматривать буду, а она поедет в Москву бытовые проблемы решать, а как все сделает, то заберет их. Я предложила ей бриллианты продать, что от бабушки с матерью остались, чтобы деньги на доплату при обмене были, так она отказалась. «Не мои они, — говорит, — вот девочки вырастут, им память будет». А на доплату пошли деньги, что она от продажи дачи получила.

— Так что же получилось в конце концов?

— А то и получилось, что настроили девочек против Кати, они заявили, что никуда из Баратова не поедут. Вот и пришлось ей здесь квартиру разменивать, чтобы у них крыша над головой была.

— А бриллианты, научные работы Добрыниных, библиотека?

— Леночка, вы сами подумайте, а куда это было все девать? Оставлять несмышленышам, чтобы их здесь обчистили? В опекунши попала какая-то совершенно никому не известная женщина. А Катеньке и библиотека, и труды научные пригодились, не украла же она их, от мужа и сына его достались в наследство. Что ж, лучше было бы, чтобы эти дамы околонаучные их себе на диссертации раздербанили? А так все в семье осталось.