Если любишь… - [66]

— Почему именно полтавскую?

— Потому что полтавские самые дешевые.

— Ну?

— Не «нукай», не запряг, болото.

— Я ничего… слушаю.

— Вот и молчи. Да и че говорить с тобой? Че ты понимаешь в жизни? Вот говорят, надо жить честно, быть всегда прямым, а как мне? А? — Паром сделался совсем разнесчастным, и Лешка вдруг понял его.

— Не знаю, Венька. Вправду не знаю.

— A-а! Вот — «Венька». А я уж и имя свое забывать начал. Все «Паром» да «Паром»! И она, когда я в училище в сентябре пришел, тоже сначала «Венька», а потом как сказала «Паром», так я и решил — все! Больше ноги моей здесь не будет! Вот так.

— Знаешь что, — неожиданно для себя решил Лешка. — Давай я ее брошу. Пусть она хоть немного несчастной побудет.

— Зачем?

— Ну, так…

— Нет, не надо. Она ведь не со зла тогда. Лучше уж ты с ней будь.

— Да она и так со мной после вчерашнего разговаривать не хочет. Из-за тебя все.

— Ненадоть. Я скоро уеду…

— Куда?

— Да так. Уеду, и все… Че мне здесь делать? Не хочу, чтоб каждый жлоб в нос совал — «Паром, Паром»… Дядька у меня на Севере, обещал на курсы радистов устроить. Буду потом где-нибудь на метеостанции морзей стучать.

Кровь у Лешки остановилась, только нос подозрительно распух да под глазами стали зреть синяки. Он взобрался на табуретку и стал разглядывать себя в зеркальце.

— Ниче, — Паром, виновато щурясь, потрогал Лешкин нос. — До свадьбы заживет.

— Заживет. Идти мне надо, Венька…

— Куда?

— Домой. Куда ж еще с такой рожей?..

— Иди Таньку встречай, уроки уже кончились.

— Что ее встречать?! Сама дорогу знает… Еще дуется!

— Иди-иди… Но смотри, Лешка, не обижай ее без меня. Я ведь приеду потом, проверю.

— Ладно тебе пугать. Пойду, — Лешка встал.

— Ты эта, — заторопился Венька. — Ну, эта… Ты будь человеком. Смотри.

— У-у, — согласно промычал Лешка.

— Ага, — Паром, казалось, успокоился и опять занялся машинкой.

Таня вышла из дверей училища и остановилась. Осмотрелась… «Меня ищет, — подумал Лешка и вспомнил Парома. — Может, и вправду любит?!»

Он подошел к ней:

— Давай портфель понесу. Провожу тебя.

— Подрался?

— Ага…

— Дурак этот Паром… бандюга. У нас дома есть свинцовая примочка, я тебе сделаю.

Лешка опять подумал о Веньке. Как он там сидит один дома, со своей обидой на людей… Жуть!

— Не дурак он.

— Кто? — Таня уже забыла, что говорила. Для нее это были просто вылетевшие слова. Она, как курица над цыплятами, кудахтала вокруг Лешки, и он подумал: «Э-эх, все вы на одну колодку», а вслух сказал:

— Да, Венька-то, говорю, не дурак. Хороший он парень.

— Ну, знаешь… Я тебя не понимаю. Он, хороший, тебе нос разукрасил.

— Ерунда! — Лешка махнул рукой и подумал: «Женюсь… Училище закончу, армию отслужу и женюсь на Таньке. Вот все ахнут!»

— Знаешь, Леш, а все-таки… — Таня не закончила и замолчала.

— Что?

— Так, ничего, — она прижалась к его плечу. — Смотрят все, и эта Васильева.

Через неделю Венька-Паром уезжал на Север.

Его никто не провожал, даже мать. Венька сам ей запретил.

Он уже сидел в своем вагоне и смотрел в окно, когда в купе влетел Барков.

— Ты! Вот он где?! А! Мужики во дворе сказали, что уезжаешь. Вот прибежали мы.

Венька догадался, кто это «мы», но не стал спрашивать, где Таня… Видеть ее не хотел, но все-таки расчувствовался.

— Садись, ладноть…

Лешка сел, и оба вдруг поняли, что говорить-то, собственно, им не о чем. Разные они люди, и разные их пути-дороги.

— Значит, уезжаешь, — не спросил, а просто, чтоб не молчать, сказал Лешка.

— Уезжаю.

— Ага… Так ты пиши.

— Да чего уж.

— …Провожающие, освободите вагоны! Через три минуты отправляемся! — объявила по вагону проводница.

— Ну, давай. Счастливо!

— Давай… будь!

Поезд лязгнул буферами и стронулся с места. Провожающие бежали по перрону и что-то через окна пытались сказать отъезжающим, и те согласно кивали в ответ.

Лешка с Таней стояли на месте и смотрели вслед вагону, в третьем купе которого отъезжал Венька-Паром.

— И с чего это вы друзьями вдруг стали? — удивлялась Таня.

— Да так. Ты понимаешь… — Лешка хотел ей объяснить, но вдруг понял, что это будет нечестно по отношению к Парому, и сбивчиво закончил: — Пошли домой. Все равно тебе не понять. Это наши мужские дела…

В купе сидел Венька Силкин, Паром, гроза района…

Он не хотел, но все-таки поддался порыву, выглянул в окно и увидел Таню. Она что-то спрашивала у Баркова, и тот ей рассеянно отвечал.

И Венька почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось. Ему стало холодно. Он поежился и, чтобы согреться, забился потеснее в бесприютный угол купе.

СЛУЧАЙ НА УЧЕНИЯХ

Шел второй день учений.

После завтрака сыграли «отбой».

Приятно было после бессонной ночи вытянуться на кровати, разнежиться. Но как-то не спалось, о чем-то вполголоса говорили, кто-то под одеялом слушал транзистор. Но постепенно голоса редели, и наконец в казарме стало тихо. Все уснули.

И неожиданно опять сирена. Замигала лампочка возле дневального: полку готовность!

И только-только разоспавшиеся, преодолевая дрему, солдаты соскакивали с постели, торопливо одевались, бежали за оружием и уже самые быстрые было выскочили в дверь, чтобы ехать на аэродром, как в казарму вошли командир полка Колесов и начальник политотдела Новиков. К ним с рапортом подошел дежурный по полку, но Колесов лишь махнул рукой и приказал: