Если душа родилась крылатой - [24]

Шрифт
Интервал

Non le coffre rouilleґ de l’avare —
Ni le granit — useґ par les genoux!
Mais, pour tous: le heґros et le tzar,
Pour tous — un juste — un chantre — la mort.
Le Dniepr brise la glace et la Russie
Coule vers toi, comme Pa  ques. —
Et bouscule les planches du cercueil
Dans une grande crue de mille voix.
Pleure ainsi mon cur, et chante la gloire!
Et que l’amour mortel soit jaloux
De tes cris — pour quelle autre millie`me fois? —
Car cet amour-la` se reґjouit de ton chant.
J’aime embrasser
Les mains, et j’aime
Donner des noms,
Et aussi — ouvrir
Des portes!
— Grandes-ouvertes — sur la nuit noire!
Et me tenir la te  te,
Ecouter ce pas, lourd,
Quelque part, qui devient leґger,
Et le vent, qui secoue
La somnolante, l’insomniaque
Fore  t.
Et la nuit!
Quelque part, des sources coulent,
Le sommeil me gagne.
Je dors presque.
Quelque part, un homme,
Dans la nuit, s’enfonce.
Dans ma tre`s grande ville — la nuit.
Je quitte — la maison endormie.
Les gens pensent: une femme, une fille, —
Mon seul souvenir: — la nuit — .
Le vent de juillet me pousse — en chemin,
Et la` une musique par la fene  tre — un rien.
Le vent, aujourd’hui, jusqu’a` l’aube — soufflera
Au travers de la poitrine — dans la poitrine.
Un peuple noir, et, par la fene  tre — une lumie`re,
Et le carillon de la tour, et dans la main — une fleur,
Et ce pas-la` n’embote le pas de personne,
Et cette ombre-la` — n’est pas la mienne.
Les feux de la feuille nocturne dans la bouche,
Comme les chanes des colliers en or — le gou  t!
Deґlivrez-moi des liens diurnes, amis,
Comprenez, je ne suis pour vous qu’un re  ve.
Noire comme la pupille, comme la pupille tu suces
La lumie`re — et je t’aime, nuit — qui vois si bien.
Laisse ma voix te chanter, aїeule des chants,
Qui tiens la bride des quatre vents. Je t’appelle,
Je chante tes louanges et ne suis qu’un coquillage
Que la voix de l’oceґan n’a pas encore deґserteґ.
J’ai deґja` trop regardeґ dans la pupille des hommes!
Nuit! Reґduis-moi en cendres, soleil noir, — nuit!
Qui dort, la nuit? Personne ne dort!
L’enfant, dans son berceau, crie,
Le vieillard veille a` sa propre mort,
Et le jeune garc  on parle a` sa jolie;
Il souffle sur ses le`vres,
Il la regarde dans les yeux.
Si tu t’endormais, ou` serais-tu, a` ton reґveil?
Nous aurons, nous aurons bien le temps de dormir!
Le garde au regard vigilant passe
De maison en maison, avec sa lanterne rose.
Et, sur l’oreiller, ce qui, par morceaux, gronde,
Agite sa bruyante creґcelle: — ne dors pas —
Tiens bon! J’insiste! Sinon — l’eґternel
Sommeil! — Sinon — la maison eґternelle.
Voici — de nouveau — une fene  tre,
Ou` — de nouveau — on ne dort pas.
On y boit du vin — peut-e  tre —,
On n’y fait rien — peut-e  tre —.
Ou alors, tout simplement,
Deux mains ne peuvent se seґparer.
Il y a, dans chaque maison,
Ami, une fene  tre pareille.
Le cri des seґparations, des rencontres —
Toi, fene  tre dans la nuit!
Des centaines de bougies — peut-e  tre —,
Trois bougies — peut-e  tre... —
Pas cela, et pas de repos
Pour mon esprit.
Et cela — cette chose me  me —
Dans ma maison.
Prie, mon ami, pour la maison sans sommeil,
Pour la fene  tre eґclaireґe!

Poemes pour Akhmatova

1
O muse des pleurs, la plus belle des muses!
Toi, acolyte perdue de la nuit blanche!
Tu jettes sur les Russes ta sombre tempe  te,
Et tes hauts cris nous percent, comme des fle`ches.
Nous bondissons de co  teґ, et sourdement: ah! —
Des milliers de fois — nous te jurons fideґliteґ. — Anna
Akhmatova! — Ce nom me  me — vaste soupir,
Tombe dans des profondeurs qui n’ont pas de nom.
Nous portons une couronne, a` seulement fouler
La me  me terre que toi, sous le me  me ciel — que toi!
Et celui que blesse ton destin mortel
S’eґtend immortel deґja` sur son lit de mort.
Sur ma ville qui chante, les coupoles brillent,
Et l’aveugle qui passe ceґle`bre les louanges du seigneur...
— Moi, — je t’offre ma ville avec ses cloches,
Akhmatova! — et aussi mon cur, en plus.
3
Encore un immense battement —
Et les cils dorment.
Corps gentil! Poussie`re
D’un oiseau leґger!
Que faisais-tu dans le brouillard
Des jours? J’attendais, je chantais...
Et tant de soupirs en elle,
Et si peu de chair...
Gentille — inhumainement,
Sa somnolence.
Avec quelque chose
De l’ange et de l’aigle.
Elle dort, et le chur l’appelle
Vers les jardins de l’Eden.
Comme si le deґmon endormi
N’eґtait pas satureґ de chansons.
Les heures, les anneґes, les sie`cles. —
Sans nous — sans nos chambres.
Et le monument, qui se penche, —
Ne se souvient plus.
Depuis longtemps, le balai reste inactif,
Et se fleґtrissent, obseґquieusement,
Au-dessus de la Muse de Tsarskoeґ Selo,
Les croix d’orties.
5
Tant de compagnons, tant d’amis —
Et tu n’es l’eґcho de personne.
L’amertume et la fierteґ
Commandent cette tendre jeunesse.
Tu te souviens de cette journeґe folle
Et enrageґe: le port, la menace des vents du sud,
Les hurlements de la Caspienne — et,
Dans la bouche, l’aile d’une rose.
Et cette tzigane qui t’a donneґ
Cette pierre, si bien sertie, — et
Cette tzigane qui t’a menti
A propos de la gloire...
Et, — tre`s haut, pre`s des voiles —
L’adolescent en caban bleu.
Le grondement de la mer — et l’appel,
— Redoutable de la Muse blesseґe.

Еще от автора Марина Ивановна Цветаева
Сказка матери

`Вся моя проза – автобиографическая`, – писала Цветаева. И еще: `Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком`. Написанное М.Цветаевой в прозе отмечено печатью лирического переживания большого поэта.


Сказки матери

Знаменитый детский психолог Ю. Б. Гиппенрейтер на своих семинарах часто рекомендует книги по психологии воспитания. Общее у этих книг то, что их авторы – яркие и талантливые люди, наши современники и признанные классики ХХ века. Серия «Библиотека Ю. Гиппенрейтер» – и есть те книги из бесценного списка Юлии Борисовны, важные и актуальные для каждого родителя.Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – русский поэт, прозаик, переводчик, одна из самых самобытных поэтов Серебряного века.С необыкновенной художественной силой Марина Цветаева описывает свои детские годы.


Дневниковая проза

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Повесть о Сонечке

Повесть посвящена памяти актрисы и чтицы Софьи Евгеньевны Голлидэй (1894—1934), с которой Цветаева была дружна с конца 1918 по весну 1919 года. Тогда же она посвятила ей цикл стихотворений, написала для неё роли в пьесах «Фортуна», «Приключение», «каменный Ангел», «Феникс». .


Мой Пушкин

«… В красной комнате был тайный шкаф.Но до тайного шкафа было другое, была картина в спальне матери – «Дуэль».Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням – а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый – Пушкин, отходящий – Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.Первое, что я узнала о Пушкине, это – что его убили. Потом я узнала, что Пушкин – поэт, а Дантес – француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета ...».


Проза

«Вся моя проза – автобиографическая», – писала Цветаева. И еще: «Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком». Написанное М.Цветаевой в прозе – от собственной хроники роковых дней России до прозрачного эссе «Мой Пушкин» – отмечено печатью лирического переживания большого поэта.