Если бы ты был здесь - [68]

У меня начинает мутиться в глазах, и тут я ощущаю, как Габриэль начинает круговыми движениями поглаживать меня по спине.

– Дыши, – успокаивает меня Габриэль. – Легче.

У меня горит в горле, из глаз текут слезы, и я не знаю, что тому причиной – что я чуть не задохнулась или что мне захотелось разреветься. Впрочем, я не уверена, что это так уж важно.

Габриэль садится на корточки рядом со мной. Он протягивает мне бандану, чтобы я могла вытереть лицо, но слезы продолжают течь по моим щекам. Мгновение спустя, тихонько выругавшись, он обнимает меня. Я утыкаюсь ему в шею.

Я не знаю, в какой момент воздух начал вновь входить в мои легкие и выходить из них, а также в какой момент я перестала плакать. Но я отмечаю про себя ритмичное движение руки Габриэля, которой он гладит меня от макушки до кончика моей косы. Я чувствую его губы на своем виске. Мы дышим в унисон.

– Ты не сломлена, – утешает меня Габриэль. – Ты можешь чувствовать.

Затем он целует меня в губы. Это кажется мне самой естественной вещью на свете. Я запускаю пальцы в его волосы и придвигаюсь на самый краешек стула, поближе к Габриэлю. Мне вновь становится тяжело дышать, но на сей раз я задыхаюсь добровольно.

Габриэль по-прежнему сидит на корточках рядом со мной. Одним движением он подхватывает меня и сажает на стол, встав между моих ног.

– Я ужасно рад, что починил эту чертову штуку, – бормочет он мне в губы, и мы оба начинаем смеяться.

Мои руки скользят по его предплечьям, а ноги цепляются за его колени. Он целуется так, словно изливает себя в меня. Как будто это его последний миг на земле и ему нужно оставить свой след.

Его руки движутся вверх от моих коленей к бедрам, а затем сжимают мягкую ткань футболки. Все это время мы не прекращаем целоваться. Мы целуемся и целуемся. Когда его пальцы касаются моего нижнего белья, Габриэль внезапно останавливается и отстраняется. Он смотрит на меня. Его глаза такие темные, что кажутся бездонными. Я киваю, и он стягивает с меня футболку. Я чувствую его зубы на своей шее, чувствую, как они задевают цепочку чудесного медальона. Затем Габриэль, словно выписывая какие-то слова, проводит языком между моими грудями, по животу, опускаясь все ниже.

– Pienso en ti todo el tiempo[62], – признается Габриэль, пододвигая меня к краю стола, прежде чем снова опуститься на колени.

Я чувствую жар его влажного рта сквозь тонкий хлопок нижнего белья. Он упивается процессом.

Я – словно гроза, впитывающая в себя энергию. Я тяну Габриэля за волосы, поднимаю его с колен и прижимаюсь к нему всем телом. Комната начинает кружиться, когда он поднимает меня и несет в спальню. Мы опускаемся на кровать. Наши тела сплетаются, но он тут же перекатывается на бок, чтобы не наваливаться на меня всем своим весом, и, оказавшись без его прикрытия, я начинаю дрожать от холодного воздуха, разгоняемого потолочным вентилятором. Мои волосы растрепаны; Габриэль убирает их с моего лица и ждет.

– Да? – спрашивает он.

– Да.

Я оказываюсь сверху и снимаю с Габриэля всю одежду, после чего опускаюсь на него, тону в нем и теряю себя.

Только после того, как он заснул, крепко сжимая меня в своих объятиях, я понимаю, что я вовсе не потеряна. Я только что нашлась.

Я просыпаюсь оттого, что ощущаю на себе пристальный взгляд Габриэля. Я чувствую его руку на своем плече – он сжимает его так, словно опасается, будто я, как песок, утеку сквозь пальцы.

Голова раскалывается, во рту пересохло, но я знаю, что не могу винить канью в том, что случилось вчера ночью. Я пошла на это сознательно, мой ум был ясным, хотя сердце болело.

Однако теперь это тонущий во мне якорь.

«Еще секундочку», – молю я.

Я прижимаю ладонь к теплой груди Габриэля и собираюсь что-то сказать.

– Не надо, – умоляет он. – Не сейчас.

Потому что мы оба знаем, что нас ждет. Медленное распутывание этого клубка. Оправдания, извинения и видимость дружбы, которой мы укроем случившееся и никогда больше не заглянем под это покрывало.

Его поцелуй так нежен, словно песня на незнакомом языке. Даже после того, как он отстраняется, я продолжаю ее напевать.

– Прежде чем ты что-нибудь скажешь… – начинает Габриэль.

Но не заканчивает. И хотя никто из нас не слышал стука или звука открывающейся двери, мы отчетливо слышим звук бьющегося стекла и фарфора. Беатрис застает наши переплетенные друг с другом тела. Она роняет завтрак, который так любезно приготовила для меня, и убегает прочь.

Мы тут же вскакиваем, поспешно одеваемся и спешим в дом к Абуэле, но Беатрис там уже нет.

Не сговариваясь, мы молча садимся в джип Габриэля и едем в город, оглядывая пустые улицы в поисках девочки. Возле причала Габриэль поворачивает и направляется к высокогорью.

– Она могла вернуться на ферму, – предполагает он, и я киваю, потому что думать об иных вариантах слишком страшно.

Но я знаю, что Габриэль тоже заметил выражение на лице Беатрис. Это было не просто смущение. Это был шок оттого, что ее… предали. Это было выражение лица человека, который понял, что он по-настоящему одинок.

Такого выражения я не видела на ее лице с момента нашей встречи на причале в Конча-де-Перла, когда Беатрис спокойно наблюдала за тем, как с кончиков пальцев капает ее собственная кровь.