«Если», 2015 № 04 (242) - [14]

— Ну, ты даешь! Всех уел! Молодец!.. Пойдем, я тебя подвезу…

* * *

По дороге Васьваныч рассказывает, что у них были за танцы с молью. Как всегда, история в его исполнении превращается в захватывающий многосерийный триллер. Месяца два назад — посреди ночи, заметь! — они получили вызов из Торгового центра на проспекте Большевиков. Причем по содержанию вызова нельзя было понять, что там собственно произошло. Абонент, как позже выяснилось, охранник центра, просто вопил, что летит отовсюду страшная моль, нападает на всех, не отбиться, сейчас всех сожрет! Диспетчер сначала решил, что это наркоман или псих, но нет — тот адрес назвал, свою фамилию, от какой фирмы работает.

— Ну, в общем, приехали мы туда минут через двадцать. Видим — картина маслом, шо там, звиняюсь, ваш Сальвадор Дали. Здоровенная такая чувырла, аж в пять этажей, все стены насквозь стеклянные, везде горит свет. Охранник потом рассказал, что как услышал шорох — сразу зажег. А главное, за стеклом — будто снежный буран — так и бьется, так и накатывается волнами изнутри. То ли пух белый летит, то ли что. И кидается навстречу нам человек: словно пугало, весь в лохмотьях, сквозь дыры голые локти и коленки торчат. Вопит то же самое, что в телефон: летит, дескать, жуткая людоедская моль, жрет на ходу, второй охранник, значит, как закрутился в ней, так и кирдык. Центр этот, оказывается, одеждой и обувью торговал… Ну мы — что? Один пистолет Макарова у нас на двоих. Я говорю напарнику: давай, Рашид, вызывать пожарных. Напарник у меня из мигрантов, но — понимающий человек. Приехали две машины, залили пеной все пять этажей. Потом второго охранника обнаружили — забился бедняга в подсобку, сидел там тихо как мышь.

— А дальше? — интересуется Кирик.

— Что дальше? Представил я, как положено, рапорт, и все. Шума никакого особого не было. Фирма, которой центр этот принадлежал, естественно, спустила дело на тормозах. Ну, Морковец официальное заключение написал: эксплозивная пролиферация тинеола — это он по латыни, — вызванная специфическими условиями содержания. Про влажность что-то мудреное загрузил, про аномальный температурный режим. Смысл был такой, что сначала там личинки дико размножились, накопились, распространились где-то внутри, а потом вдруг все разом начали превращаться в бабочек. Между прочим, сама моль вещей не жрет: зубов у нее нет, жрут только эти… личинки.

— И откуда, Васьваныч, ты все знаешь?

Васьваныч покряхтывает от удовольствия.

— Википедию читать надо, — снисходительно поясняет он.

А совещание неожиданно превращается в катастрофу. Это тем более странно, что никакой катастрофы никто, в общем, не ждет. Все готовы к рутинному мероприятию, где после соответствующих бюрократических процедур будут подведены предварительные итоги. Оно и начинается как рутинное. Дурдомер произносит несколько мутных фраз, из которых следует, что ситуация складывается не слишком благоприятная, уже поступило множество жалоб от горожан, губернатор высказался в том духе, что следует взять это дело под особый контроль, мы больше не можем допустить сбоев в работе метро, от нас ждут ответственных и быстрых решений. Ольга записывает его выступление на диктофон. Далее оно будет распечатано, откорректировано, вновь распечатано, подшито в соответствующий отчет, и в случае каких-либо осложнений Дурдомер прикроется им как щитом. Типичная реакция бюрократа: чем больше подобных бумаг, тем спокойнее жить.

Затем как эксперт минут десять нудит Морковец. Собственно, повторяет он то, что Кирик уже слышал от него утром по телефону. Изоляция кабеля скорее всего разгрызена муравьями, мономориум фараонис, правда, можно предположить, что на этой морфогенетической базе возник новый подвид. Причем вряд ли пластмассовая оплетка используется им как пища, более вероятно, что она идет на построение гнезд. Хотя и первое, как подчеркивает Морковец, не исключено. Для окончательных выводов здесь требуются дополнительные исследования. Во всяком случае, ясно одно: учитывая способность мономориум фараонис к быстрому размножению, то есть к неограниченной в данной экосистеме пролиферации гнезд, меры по ликвидации его репродуктивных зон следует принимать немедленно.

Все это Морковец излагает как принято: округлыми, длинными фразами, среднебюрократическим, неудобовоспринимаемым языком. Именно так и должен выступать серьезный эксперт. Вместе с тем Кирик чувствует в его голосе какую-то нервность, какую-то эмоциональную напряженность, которую, вероятно, не ощущает никто, кроме него. Точно Морковец хотел бы сказать больше, чем говорит, но не решается в силу неких непонятных причин.

Впрочем, возможно, что Кирику это только кажется. Разговор после данного выступления переходит в сферу практических действий. Вспыхивает даже небольшая дискуссия. Представитель санитарно-эпидемического надзора сообщает, что они готовы этой же ночью провести тотальную дезинфекцию очагов, но тогда оба зараженных участка придется по крайней мере на сутки закрыть: ПДК (предельно допустимая концентрация ядовитых веществ) там будет в несколько раз выше нормы. Против этого яростно возражают представители метрополитена. Да вы представляете, что будет, если закрыть эти шесть станций? Транспортный коллапс в двух спальных районах!.. Вообразите себе!.. Нам никто этого не разрешит!.. Да, но нам также никто не позволит подвергать опасности здоровье людей!.. В конце концов договариваются о том, что с шести утра, когда пойдут первые поезда, на всех станциях, подвергшихся обработке, каждый час будут производиться замеры воздуха на наличие опасных веществ, и если ПДК будет где-то превышена, станции закроют на экстренное проветривание. Дискуссия после этого выдыхается. Все понимают, что множество темпераментных фраз было произнесено исключительно для протокола. Просто еще одна бумага с печатями на бюрократический щит.