«Если», 2015 № 04 (242) - [11]

— Когда вы пустите линию?

— Через час.

Дурдомера это вполне устраивает. Ну и зачем меня вытащили сюда? — думает Кирик. Он чувствует свою полную неприкаянность. К тому же что-то щекочет его по ноге. Он, как лошадь, лягает ей воздух, не помогает, задирает штанину и видит ползущего вверх муравья, сшибает его щелчком и замечает, поскольку нагнулся, струйку живых существ, текущую вдоль платформы. Тоненькая такая, колеблющаяся, зыбкая ниточка, поблескивающая хитином. Кирик протискивается к Хвощу и трогает его за плечо:

— Баночка у тебя найдется?

Тот очумело трясет головой.

— Какая баночка?

— Куда ты образцы собираешь.

— Тебе зачем?

— Надо…

Гера Хвощ хлопает белесыми веками, а потом тычет пальцем в сумку, стоящую позади:

— Вон, возьми…

С баночкой в руках Кирик присаживается над муравьиной тропой и вдруг обнаруживает, что оказался в центре внимания. Даже Дурдомер повернулся всем корпусом и уставился на него. Делать, однако, нечего. Кирик распечатывает баночку и, положив ее на пол, загоняет туда нескольких муравьев. Те панически мечутся по вогнутому стеклу.

У Дурдомера внутри черепа что-то щелкает.

— Ага… биологическая экспертиза, — изрекает он, — Это правильно. Вопрос следует рассмотреть со всех сторон. Сергей Александрович, отчет прошу — сразу ко мне.

Чувствуется, что он доволен. В заключении комиссии появится целый новый раздел. Возрастет документооборот — главный критерий, по которому оценивается работа. Дурдомер настолько доволен, что берет Кирика под руку и, чуть отвернув от других, доверительно сообщает:

— Кстати, вам привет от Петра Евгеньевича.

Кирик не сразу соображает, кто это такой, Петр Евгеньевич. Потом у него тоже щелкает: ах да — это же Петер.

— Вы с ним где-то встречались?

— Он приехал на конференцию «Технологии: двадцать первый век».

Молодец Петер, не забывает. Это очень полезно, что он напомнил Дурдомеру об их приятельских отношениях. Дурдомер такие вещи учитывает. Тем не менее Кирик стоит со своей баночкой как законченный идиот. Он нарушил одно из главных бюрократических правил: ни во что не встревать. Чем меньше сцепление с жизнью, тем лучше. Инициатива всегда наказуема: вот, пожалуйста, он теперь отвечает за биологическую экспертизу.

Ну и как с этим быть?

Выручает его Васьваныч. Нажимает кнопку на сотовом и говорит:

— Спиши телефончик. Морковец Виктор Степанович, кандидат наук, энтомолог, работает в университете. Он уже делал для нас экспертизу где-то месяц назад. Ждет тебя через час.

У Кирика — гора с плеч.

— Васьваныч, ты — человек!

— Да, ладно тебе…

— Нет, честное слово!

— Сочтемся, — негромко отвечает Васьваныч.

* * *

Морковец оказывается чуть всклокоченным молодым человеком — в джинсах, в клетчатой рубашке навыпуск, в тяжелых очках. Имидж — современный ученый. Он тут же достает ватку, конический пузырек, капает чем-то пахучим, очень ловко вытряхивает из баночки единичного муравья — тот пытается бежать, лапки у него заплетаются, — крошечным пинцетом Морковец переносит его на стекло, встроенное в прибор, который он называет «бинокуляром».

Подкручивает ребристое колесико сбоку.

— Так-так… Ну это, судя по всему, «муравей фараона», мономориум фараонис, самый распространенный в наших окрестностях вид. Знаете, откуда название? Он был обнаружен в гробницах египетских фараонов лет двести назад, впервые его описал Карл Линней. Знают его также как «корабельного муравья», потому что с морскими судами связана его фантастическая экспансия. В начале девятнадцатого столетия он из Египта попадает в Лондон, заполоняет собой весь город, селится у каминов в щелях. В середине века его обнаруживают в Австрии, а еще лет через двадцать — в Москве. И примерно в это же время он перебирается в Северную Америку. Это было точно нашествие диких орд. М… м… м… давайте-ка я вам прочту… — Морковец встает, проводит пальцем по корешкам книг в шкафу, открывает одну из них, перелистывает пару страниц, — «Дом был замечательный, если бы не муравьи. Они там кишели повсюду и в первое же утро нашей жизни оказались и на нас самих, и на нашей пище, везде… Они сновали под нашей одеждой, путались в волосах, ползали по рукам, лезли в глаза. Сначала мы пробовали их ловить, топтать ногами, даже топить в воде, но вскоре уверились, что все бесполезно, и тогда дали им волю: пусть бегают, где хотят. Больше ничего не оставалось делать, разве что брыкаться, подпрыгивать, ежиться, смахивать их с рук и с лица»… — Морковец поставил книгу назад. — Знаете, почему так трудно с ними бороться? У мономориум фараонис муравейник распределенный, то есть не целый, а состоящий из множества гнезд, которые отстоят друг от друга достаточно далеко. Сетевой принцип организации, такой же как у «Аль-Каиды». Ведь живучесть сетей обусловлена тем, что там есть провайдеры и модераторы, поддерживающие коммуникации, но отсутствует единый управляющий центр. А потому удар по любому сегменту сети не приводит к ее распаду, сеть все равно живет — распространяется вширь.

— Чем они питаются? — спрашивает Кирик. Ему немного не по себе. Комната тесная, шкафы, которыми она сплошь заставлена, образуют множество закутков. За стеклянными плоскостями наколото жуткое количество насекомых — жуки, бабочки, гусеницы, что-то еще. Они, конечно, безнадежно мертвы, но Кирику почему-то кажется, что за спиной у него они шевелятся, подергивая членики ног. И еще запах какой-то — тяжелый, безжизненный, будто из-под земли. Так, наверное, пахнет смерть.