«Если», 2003 № 10 - [102]

— Я пришел, сэр, чтобы сказать, что я хочу служить Америке, — продолжал Фил. — Вчера меня посетило озарение, и я начинаю понимать, что оно значило.

Однако президент не слышал Фила. Он смотрел на него так, словно видел в первый раз. Наконец он заморгал и проговорил:

— Приятель, а вы довольно странно одеваетесь.

Фил надел свой любимый шерстяной пуловер в стиле Неру, золотую рубашку и пурпурные вельветовые брюки, которые почти скрывали песочного цвета замшевые ботинки. Наряд венчал купленный Эмметом в магазине отеля галстук с пестрым рисунком, похожий на тот, что носил президент. Сейчас галстук душил Фила, словно петля.

— Вы одеваетесь довольно странно, — повторил президент. — Наверное, это особенность всех писателей. Ну, я имел в виду некоторую, своеобразность вашего внешнего вида.

Несколько мгновений усталые глаза президента пытались разыскать лицо Фила. Казалось, на самом дне кроткого взгляда что-то затаилось, как у заключенного, который всматривается в небо сквозь решетку темницы.

— Индивидуальный стиль, вы совершенно правы, — сказал Фил, увидев наконец возможность вернуться к своей теме. Теперь он должен сказать то главное, что выкристаллизовалось прошлой бессонной ночью. — Индивидуализм, сэр, вот в чем дело, не так ли? Даже мужчины в строгих костюмах продолжают носить галстуки, чтобы показать: они все еще обладают малой толикой индивидуальности. — Тут только он сообразил, что его галстук трудно отличить от галстука президента, но продолжал говорить: — Я начинаю понимать, что многое меняется в Америке, вот о чем я хотел бы с вами побеседовать…

— Вы хотите получить значок, — деловито прервал его Холдеман. — Значок федерального агента. Не так ли? Значок, который поможет вам осуществить вашу компанию в защиту морали.

Эммет, Холдеман и Крог ухмыльнулись, словно вспомнили один и тот же анекдот.

— Значок не так уж и важен, — ответил Фил. — Просто теперь я вижу, в чем ошибка.

— Я считаю, что мы вполне можем удовлетворить ваше желание, не правда ли, мистер президент? — вновь перебил его Холдеман. — Мы ведь дадим ему значок. Ну, вы понимаете, в качестве подарка.

Президент заморгал.

— Значок? Не знаю, есть ли у меня значок, но я могу поискать, безусловно…

— У вас нет значка, — твердо сказал Холдеман.

— У меня нет? — Президенту пришлось наклониться, чтобы открыть ящик письменного стола, теперь он поднял взгляд и, моргая, посмотрел на Фила.

— Но мы закажем новый значок, — обещал Холдеман, а потом повернулся к Эммету и добавил: — Да, сделаем специальный заказ.

Они переглянулись. Фил не сомневался, что они обменялись между собой каким-то сигналом. В комнате было так жарко, что Филу показалось, будто его накрыли пуховой периной. К тому же во рту появился какой-то горький привкус, от которого першило в горле.

Холдеман сказал президенту:

— Вы помните идею относительно книги?

— Да, — кивнул президент. — Идея, связанная с книгой.

Его глаза, казалось, мигали сами по себе, словно плохо отрегулированный механизм.

— Замечательная идея, — подсказал Холдеман, словно укоряя упрямого или стеснительного ребенка, и у Фила появилось глубокое внутреннее убеждение, что человек, с которым он разговаривает, вовсе не президент.

Или президент, но давно превратившийся в фальшивку, оболочку, механическую куклу. «Та же самая метаморфоза происходила и со мной, — подумал Фил, — пока не засиял очищающий белый свет. И если я не попытаюсь изменить свою жизнь, такой конец неизбежен».

— Замечательная идея, — повторил президент, и его губы дрогнули. Он хотел улыбнуться, но получилось судорожное подергивание. — Да, вот в чем она состоит: вы могли бы написать книгу для детей, ну, точнее, для молодежи. На тему о… о…

— О том, как добиться успеха, — подсказал Холдеман.

— Да, как добиться успеха, — повторил президент. — Да, именно. — И начал разглагольствовать о том, что истинный талант есть результат глубокой внутренней мотивации и самодисциплины; он вполне мог быть одной из механических кукол в Диснейленде, разговаривающей даже тогда, когда ее никто не слушает.

— Ну, — сказал Холдеман, когда президент замолчал или исчерпал программу, — я полагаю, что мы закончили.

— Подарки, — сказал президент, наклонился к нижнему ящику стола и принялся что-то искать. — Никто не сможет упрекнуть Дика Никсона в том, что он плохо обращается со своими гостями, — продолжал он, выкладывая на стол блестящие подписанные фотографии, запонки, пепельницу и высокий бокал с изображением Белого Дома.

Эммет сделал шаг вперед и сказал:

— Спасибо, сэр. Мистеру Дику и мне оказана высокая честь.

Казалось, президент его не слышит. Он продолжал рыться в ящике стола.

— Тут есть чудесные булавки. Очень красивые булавки для лацканов пиджаков.

Холдеман и Эммет переглянулись, и Холдеман сказал:

— Мистер президент, мы опаздываем.

— Да, булавки, вроде этой, — сказал президент, коснувшись лацкана своего костюма, — с американским флагом. У меня они где-то…

— Мы найдем, — пообещал Холдеман, в голосе которого вновь появилась резкость.

Он подтолкнул президента к Филу. Возникла неловкая пауза, пока Эгил Крог фотографировал президента и Фила, которые пожимали друг другу руки, стоя на синем ковре с белыми звездами перед флагштоками с развевающимися флагами. Вспышки света… нет, всего лишь вспышки камеры. Фил заморгал, и Эммет повел его к выходу, через офисы и длинные коридоры, и вскоре они оказались под серым небом на холодном воздухе, где их ждал автомобиль.