Еще одно путешествие на край земли - [39]
— Это не наш, — поясняет Мишель, — американский.
На первом этаже кают-компании размещаются гардероб, библиотека, различные подсобные помещения. Наверху — просторная столовая с цветными светильниками. Невысокая сцена, усилитель с микрофоном и большой барабан в углу указывают, что по вечерам здесь можно недурно проводить время. Но сегодня здесь и днем шумно и многолюдно: полярники, моряки, русские, французы — все в отменном настроении. Работает бар. Два бородача в белых передниках едва успевают вскрывать бутылки и наполнять бокалы красным вином. Однако запаха жаркого в кают-компании не ощущается.
Самое большое здание станции Порт-о-Франс, где размещаются кухня и столовая.
Смакуя вино, которое мы тут же окрестили «бургундским», рассматриваем украшающий одну из стен герб Кергелена. В центральной части рисунка пингвин, прибрежные скалы, курящийся вулкан и какое-то странное насекомое, отдаленно напоминающее таракана. Два морских слона в боевой позе создают естественную рамку и придают гербу художественную законченность.
Что за загадочное насекомое изображено на гербе, мне так и не удалось выяснить У Мишеля, хотя он энергично объяснял и, став на четвереньки, даже пытался проползти под одним из столов. Но я, видно, оказался недостаточно сообразительным. К тому же мне было известно, что на Кергелене вообще нет вредных насекомых. Комары, мошка — бич нашего Севера — тут отсутствуют. Что касается тараканов, то они с человеком могут попасть и прекрасно освоиться практически где угодно. Я неоднократно убеждался в этом, даже в дальних полярных путешествиях. Но вряд ли кто-либо рискнул «украсить» тараканом свой герб. Скорее всего тут был изображен какой-то неизвестный нам морской рачок или клещ, обитающий на скалах.
Мы перешли к карте архипелага, украшающей другую стену кают-компании. Эта яркая красивая карта снова манит в путешествие по Кергелену. Самым заманчивым было бы направиться в горы, на ледниковый покров Кука, в западной части острова, чтобы выяснить, как ведет себя здесь современное оледенение. Ныне льды отступили к вершинам острова, но прежде покрывали почти всю его территорию. И на месте уютной кают-компании, где мы с таким удовольствием поглощаем «бургундское», тоже были льды. Судя по свежему облику ледниковых валунов, встречающихся в окрестностях станции, ледники наступали не так уж давно — несколько десятков тысячелетий назад. Причины этого ледникового потопа; так же как и современного отступания льдов, нужно искать в событиях на крайнем юге планеты. Гигантское южнополярное оледенение тут, несомненно, главный дирижер.
Еще было бы интересно побывать на юге Кергелена — на полуострове Жан-д’Арк в бывшем поселке охотников на китов и тюленей Пор-Жанн-д’Арк — своего рода историческом центре архипелага. В начале нашего века здесь даже действовал заводик по переработке китового и тюленьего жира. Это были времена, когда в водах, омывающих архипелаг, водились стада гигантских голубых китов. Норвежские, американские, южноафриканские промышленники устремлялись сюда за добычей и вскоре опустошили этот район. Когда в 1931 году Обер де ла Рю прибыл в Пор-Жанн-д’Арк, станция же была оставлена промышленниками. В брошенных помещениях орудовали полчища мышей, а вокруг строений кишмя кишели кролики. Свидетельством тому, что жизнь на острове была сурова, осталось небольшое кладбище. На нем были похоронены люди разных стран и национальностей, в том числе и несколько африканцев, темнокожих рабочих из Кейптауна.
Среди множества звучных, но большей частью ничего не говорящих нам названий, заполняющих карту, мыс Ратманова на крайнем западе острова воспринимается как старый знакомый. Из книги Обера де ла Рю я помню, что такую фамилию носил французский геодезист, который в 1931 году проводил топографические исследования на побережье залива Морбиан. Ратманову было поручено выяснить возможность проектирования узкоколейных железных дорог от основных районов промысла тюленей, т. е. от их лежбищ, к местам, безопасным для подхода судов: большая часть побережья недоступна с моря из-за мелей и сильного прибоя. Этим замыслам не суждено было осуществиться, но имя французского изыскателя, возможно русского по происхождению, осталось на карте.
Из кают-компании устремляемся на почту. Идем по улице, поднимающейся вверх по ложбине, к сопке, увенчанной сетью радиоантенн. По обеим сторонам улицы аккуратные сине-голубые прямоугольники сборных домов. Это жилые здания. Мишель объясняет, что у каждого здесь своя отдельная комнатка площадью в девять — двенадцать квадратных метров. Вспоминаю, как сетовал Обер де ла Рю на малопригодные жилищные условия на станции и клял мышей, наносивших ощутимый урон его коллекциям. Однако все это было более четверти века назад, в пору организации поселка, когда этих нарядных зданий, обшитых пластиком и металлом, еще не существовало.
На почте тоже многолюдно. Местный почтмейстер ставит штемпель самолично и исключительно на французские марки. За сущую малость можно приобрести набор, специально посвященный французским полярным исследованиям. Конверт с такой маркой, погашенной на Кергелене, доставил бы тихую радость любому филателисту. Как и во времена знаменитого мореплавателя Кука, на островах предпочитают натуральный обмен. Вскоре с помощью Мишеля мы все становимся обладателями памятных конвертов со штемпелем почтового отделения Порт-о-Франс.
