Эсхатология - [43]

И видно было, как пар валит от фигуры, и не смог сдержать я дрожи в голосе, когда отвечал:

– Здравствуй отец мой единокровный, что случилось с тобой, ибо не таким я запомнил тебя в то утро прощания, когда родичи уложили тебя в сосуд и закопали во дворе, а мать сказала, что ты просто очень устал и хочешь поспать, и строго настрого запретила тебя будить?

Отец расхохотался:

– Пришло время, и вот я проснулся, ты звал меня, а, позвавши – признал и нарек отцом своим, вот что сейчас самое главное! Ведомо мне горести твои, и знаю, как помочь беде той, а откуда мне все это известно – не спрашивай, все равно не отвечу. Ниточка, протянутая между Домом Предков в мир живых тонка и непрочна, и должно ее закрепить. Молчи пока.

После этих слов вытянул он руку, неимоверно длинную и поманил разложившимся пальцем Кея, что, проснувшись, сидел, сжавшись в один большой испуганный комок. Тот задрожал, и лишь крепче прижал к себе заветную лютню. Тут поманил палец второй раз, и бедняга встал с широко распахнутыми немигающими глазами, но все еще отрицательно мотая головой. Когда же поманил в третий раз – пошел Кей, как бы против желания, исподволь, словно тащила его какая-то сила. Так он скрылся во тьме, в обнимку с лютней. Памятуя строгий наказ отца, я хранил молчание, ни звука не слетело с моих покусанных губ, ни шороха также не долетало оттуда, куда скрылись двое.

Я подбросил дров. Пламя бесшумно лизала окаменевшую древесину, листья немо ложились вокруг с безлунной высоты.

Спустя добрую сотню гулко бухающих в барабанные перепонки ударов сердца, вновь появилась фигура отца, и опять заняла место у огненного круга, но уже ближе. Выглядел он теперь помолодевшим, больше соответствуя тому образу, что хранила память, но все же чем-то чуждым веяло от фигуры той, истощенной до предела, с болезненно запавшими щеками и темными кругами под глазами.

– Теперь мы можем поговорить, – сказал он.

– А куда ушел Кей, и когда он вернется? – спросил я.

Отец холодно улыбнулся.

– Далеко он отсюда и больше не сможет прийти. Я здесь, дабы подготовить тебя, ибо ты был рожден для большего, чем то, что можешь представить в самых сокровенных мечтах. Впереди тебя ждут великие свершения и победы, но и ты должен кое-что отдавать взамен.

– Я жажду лишь ту, которую возлюбил всем сердцем своим, нету мне дела для других свершений, за нее ж готов отдать все, чем обладаю.

– Очень хорошо. Я дам тебе власть над ней, ибо сын ты мне, я породил тебя из небытия, вскормил и берег от напастей. Будь по-твоему! Я насквозь тебя вижу, и не сомневаюсь в честности твоих намерений, да, взамен ты отдашь мне все, о чем бы ни попросил. Да заключиться сделка! Завтра я поднимусь в верхний мир снова, и мы продолжим наш разговор. До скорого, сын.

Фигура растворилась в сумраке ночи, а я провалился в беспамятство.

Утро лучами восхода прогнало сонную муть, нереальность произошедшего засохшей коркой осыпалась с глаз, когда поднялся я, разминая затекшие мышцы. Но… но было одно «но». Пропал верный товарищ. Вещи его лежали нетронутыми, как не звал я спутника, бродя вокруг стоянки, даже эхо не возвращалось в ответ. А потом я нашел музыкальную дощечку менестреля, надколотую, с порванными струнами, всю залитую запекшейся кровью. Но не следа самого Кея.

Страшная догадка овладела мною.

– Так это было правдой! – взмокнув от ужаса, пробормотал я.

Лесные духи обличающе вопили мне в уши о сотворенном по глупости, недомыслию. Второпях собирался я в путь, всхлипывая, вытирая рукавом слезы, и поминутно оглядываясь. Я не жалел ног, словно хотел болью физической искупить совершенное зло, тот проступок о последствиях которого не догадывался, и спину мою жгло, подгоняя, черное клеймо вины.

Ум мой трепетал в предчувствии ночи, и вот сделалось так темным-темно, что за кругом свет умирал в двух шагах. Я ждал, и пришел он, и встал всего лишь в шаге от костра, так что огонь лизал дырявый плащ, однако, не воспламеняя.

Я умолял его на коленях, взывал раскаявшись:

– Отмени сделку, я не хотел, это жуткая ошибка! Прости, что потревожил твой покой, я не хочу, цена была такой непосильной!

Злой окрик не заставил себя ждать, хлестнув раскаленным бичом:

– Как смеешь ты сомневаться и отвергать! Не помышляй ни о чем жалеть! Бесчисленные поколения твоих предков, стоящие за моим левым плечом наделяют тебя силой, достойный сын, мощью тысяч и тысяч костяных дланей, остриями когтей и скрежетом челюстей. Но памятуй, да принесешь ты от каждого убитого врага благодарную жертву, через обряды, коим я тебя научу.

Я поднялся, и, обретясь к своим глубинным чувствам, увидел, что готов пренебречь всем человеколюбием, связаться с этой грозной древней силой спящей в земле, лишь бы вызволить возлюбленную даму. Эту ночь я провел в тяжких раздумьях, временами проваливаясь в липкий кокон сна, то, всплывая к поверхности бодрствования. А потом наступил день, высушивший пот ночных кошмаров. Но я знал, что вслед за ним вновь придет вечная ночь, когда мне придется держать ответ перед пробудившимися. И осознав как жалки мои попытки бежать перед грозным ликом неизбежного, я остался на месте.