Эсхатология - [32]

Молчат все; Серг – настороженно, пристыжено – Ром, Вета – выжидающе, Сандр – изучающее. Ему, как виновнику и разрушить неловкое молчание первым.

– Хм, так вот ты какой, ненавидимое всеми пугало, вершитель гнусных дел, злодей, палач, детоубийца и грабитель – жалкий недокормыш-инвалид. Угроза мирозданию, что за бред! Я ожидал большего. Должно быть я ошибался. Пошли отсюда, Ром.

– Так вот ты какой, выращенный мне на погибель герой, – эхом отзывается Вета. – Что ж, привет тебе, растерявший победоносную армию и отказавшийся от другой, юный князь далекого заснеженного Древограда, полюбовник Костяной Жницы. Минуя неизбежную в таких делах стадию взаимных оскорблений, продолжим нашу церемонию. Итак, перед тобой действительно тот, о ком ты столь нелестно и беспричинно отозвался. Мне так же не ясны мотивы твоего сомнения относительно моей личности. Ее может удостоверить Серг, – он слегка махнул рукой назад, мужчина со шрамом поклонился, – которого ты любезно, хотя и незаслуженно приветствовал первым. На самом деле Серг – мой доверенный советник, недавно едва не потерявший способность что-либо советовать вообще, но вновь чудесным образом обретший ее, – впервые Вета позволил проявление хоть каких-нибудь эмоций, свойственных человеческому существу, а не бездушной статуи, улыбнувшись. – О, а ты, как я вижу, привел недостойного перебежчика, – Ром проворно спрятался за спину Сандра. – Остерегайся слуг, чья преданность покупается столь скоро.

– Не довольно ли? – раздраженно вспылил Сандр. – Уж перед лицом грядущего возмездия оставил бы лукавые и лживые речи, калека!

– Калека?! – Но ведь это ты сотворил меня таким, каков я есть! Ты вырезал и сожрал мои глаза, когда я еще мирно покоился в теплой колыбели! Что сделал тебе я, всего лишь невинное дитя преступной любви и холодного расчета, чем прогневил – жаждой жизни? Еще в утробе вскормившей меня я чувствовал обжигающие волны бушевавших вокруг страстей. О, я хорошо познал природу той, что носила меня, изнанку так сказать в прямом и переносном смысле. Но будучи изгнанным в небытие, я разделил с ней все муки, всю пропасть боли и безысходного отчаянья, как воздаяние за несовершенные мною грехи. И я бежал, продрался через тлен, пласты земли и цеплявшиеся когти мертвецов к свету, слыша вдогонку проклятия брошенной кормилицы. Потому что у меня была цель, и я не мог оставаться вечно с ней там, как она того хотела. Она не желала делить меня ни с кем. Тем более с другой женщиной.

Мне удалось родиться вновь, но когда я только обрастал нежной плотью, уже ты, как какого-то преступника вновь лишил меня права на полноценное существование, едва не убил, низверг до беспомощного состояния, которое мне пришлось так долго преодолевать, скитаясь по свету. Когда-нибудь я обязательно поведаю миру сию печальную историю в назидание человеческой жестокости, – странное дитя не двигалось на своем троне, голос его был спокоен, но жег сильнее раскаленного бича, обличал, срывая одежды. Только пробивавшаяся хрипотца выдавала те глубоко скрываемые боль и волнение, с которым Вета вновь переживал события тех дней.

– Да, то был не самый простой путь из когда-либо пройденных мною, из самой бездны невообразимого, сквозь такое, чего не пожелаешь и врагу. Впрочем, у меня и нет таковых. Так ответь теперь Сандр, расскажи, как после всего, что ты узнал, ощущать себя избранным, героем, каково это, а князь? – Теперь голос креп, набирал силу и обороты, звенел гневным колоколом, походил на громогласный рев низвергнутого гиганта. – Я отверг заботу, ласку, возможно даже любовь той, что стала для меня вместо матери, я приспособился, выжил, и почти не раскаиваюсь, ибо знал во имя чего иду ей наперекор. Мое сердце, душа моя, да и сам я давно принадлежу, и буду принадлежать не ей, она никогда не простит сей выбор, но это уже моя ноша. А вот в том, что мне приходиться лицезреть окружающий меня прекрасный мир глазами хищной птицы, без которой я слеп – твоя заслуга!

И ястреб пронзительно клекочет, расправив широкие крылья, а Серг, вздрогнув, поворачивает какой-то рычаг, Ром в ужасе валится ниц, закрывая голову, в апофеозе накала сам воздух пропитан флюидами боли, у стен извивается, клацая зубами и воя, воплощенная ярость, и плывут, текут несущие смерть токи, но Сандр уже и так пронзен стрелами обвинения.

– Нет!!! – кричит он, простерши сжатые кулаки небу и падая на колени. – Я же не знал! Так не должно было быть!

И отброшенные силовой волной катятся вбежавшие стражи, с грохотом рушатся лестничные марши, гнется, лопается самодельная аппаратура Серга, и сам он падает, больно ударившись об угол, вылетают составленные из разноцветных кусочков стекла оконца и вздыбливаются потемневшие плиты пола. Только Вета по-прежнему остается неподвижным, как изваяние застыв на простом деревянном троне.

В наступившей гулкой тиши слышно как стонут раненые люди и стены, продолжает осыпаться штукатурка, Серг шатаясь, бредет к выходу, с виска его капает кровь, защитные одежды порваны в клочья, а Вета вздыхает:

– Что ж, Некра подыскала достойного исполнителя, сильного, смелого и глупого. Когда она нашептывала крамольные мысли честолюбивому воеводе, нежно щекоча острым язычком ухо – о! это она мастерица – или когда притворно взятая силой отдавалась тебе, на самом деле крепко держа вожжи обстоятельств, во всем прослеживается ее коварная воля мстящей фурии, не угасшая с годами жажда амбиций, однажды уже разрушившая процветающую страну. Маленькая интрижка, и вот уже брошенный камушек вызывает лавину. Все как в старые добрые времена. Добьешься ль ты успеха иль победителем станет Рей – кинутые ею кости всегда размалеваны одними «шестерками». Только вот ты получился своевольней, чем она того желала, пешка, орудие призванное доставить непокорного пасынка деспотичной матушке, дойдя до последней клетки, обернулась ладьей.