Безошибочно угадав его настроение, сидевший рядом Серг, полуграмотный адепт-самоучка Магии Науки и единственный человек из близкого окружения Покровителя, наклонился ближе.
– Вам нужно отвлечься, почему бы ни затеять показательные казни среди нерожденных, заставить чернь рыть очередной колодец или посадить на кол парочку особо дерзких искателей сокровищ?
– А толку? – отмахнулся Вета. – Они – словно мухи все будут лезть, и лезть, притягиваемые трупным запахом этого града.
– Ну не обязательно их, вообще, можно устроить охоту, совершить набег на окрестные селенья или затеять войну с каким-либо из далеких княжеств, повод всегда найдется. Я вот к чему толкую: только калейдоскоп сменяющих друг друга картин излишеств и насилия поможет вам отрешиться от довлеющей проблемы, – продолжал настойчиво внушать искуситель.
Вета лишь кисло опустил уголки губ. Когда-то в нем бушевали страсти, но они выгорели за долгие годы ожидания, да, он по-прежнему трепетно хранил искреннюю любовь к той единственной в своем сердце, но она, эта любовь, свернулась калачиком, впала в спячку; он знал, что ожидать ему предстояло еще не одно столетие.
Тяжко вздохнув, он выбрался из кареты размять ноги.
Великие безумные предки создали множество поистине удивительных вещей; некоторые, подобно паровым генератором, нагнетавшим воздух и освещавшим холодные катакомбы, еще работали, кое-что удавалось осмыслить и возродить по сохранившимся чертежам методом проб и неизбежных в как таких случаях бывает ошибок, но большинство удивительных творений так и остались непостижимыми, в том числе и самодвижущиеся повозки. И хотя секреты Магии Науки относительно ее функционирования безвозвратно потеряны, карета, тщательно вычищенная от налета ржавчины и заново покрашенная, увлекаемая четверкой горбатых дромов, мутировавших один Грезящий знает от каких доисторических животных, все еще поражала воображение необычностью, чужеродностью форм.
Над этой частью местности господствовало лето, геометрически правильные шеренги невостребованных стальных виселиц расчерчивали площадь. Уже давно не пахло разложением, но крылатые падальщики по привычки гнездившиеся тут все еще лениво жмурились на солнце, подставив небу почти человеческие и поэтому такие уродливые лица. Площадь вела к самой высокой из красных башен окруженных зубчатой крепостной стеной. Отсюда некогда вершили судьбы мира короли-вампиры Мора, отсюда растекалось во все края черное колдовство и беспощадная сталь, здесь их готовили к загробной жизни и последующему воскрешению посвященные оккультисты, тут они и они и сейчас, вот поглядите – все продолжают алчно всматриваться вдаль рядами навеки застывших у входа величественных статуй, над которыми не властно само время. Даже по прошествии сменившихся эпох каждый кирпич был насквозь пропитан кровью невинных жертв, продолжал хранить рыдание и боль, звенящие вопли и злобный хохот мучителей.
Серг неохотно покинул удобное мягкое сиденье и, отдав распоряжение кавалькаде двигаться в казармы, поспешно нагнал повелителя, и пошел рядом, приноравливаясь под короткие шаги старика-мальчика.
– Пусть приходит, у нас есть, чем встретить непрошенных гостей, Мор станет его ловушкой, если вы не хотите торопить события.
– Все не так просто, – вновь вздохнул Вета. – Предвижу борьбу беспощадную и, побольше части, бессмысленную, выгодную лишь ей, ты понимаешь, о ком я. Как и в былые времена, ищи ее в центре клубка интриг, где она из-за ширмы навязывает другим реплики, определяет роль и место в грядущей трагедии; вот и сейчас, актеры назначены, загримированы, и застыли на сцене, ожидая пролития крови, как сигнала к началу представления, такие чванливые, исполненные грандиозных замыслов и смехотворные в своей самоуверенности. Они не подозревают, что готовящиеся действо жерновами прокатится по судьбам их и их близких. К чему тогда лицедействовать, сопротивляться, метаться на потеху ей. Ради ее же удовольствия?
– Но Покровитель! Если вы уступите сейчас, позволите опять себя убить, это лишь усложнит обстановку и облегчит задачу вашей…
– А что, если попробовать договориться, нет, не с ней, а с этим, как его… – перебил Вета. – Не будет ли это манифестацией слабости? Скорее усталости…
– Должно быть, господин чересчур долго наблюдал за солнцем: общеизвестно, что его злокачественные лучи выжигают разум, – вполголоса пробормотал Серг.
Вета остановился нахмурившись. Ястреб повернул голову в сторону, уставившись на Серга проницательными, не по-птичьи умными глазами. Под взором этих зеленых глаз, за которыми стояла невероятная уйма прожитых лет и зим, сотни мест, убийств и деяний, Серг смутился, съежился и затаил дыхание.
– Прошу прощения, это не мои уста пустословили, но сердце глаголало, обеспокоено судьбой всего, что Покровитель выстраивал так долго все эти годы.
– Так пусть будет оно вырвано, вещающее столь дерзко и самоуверенно, а затем брошено на съеденье псам. Эй, стража!
Серг еще пуще побледнел, втянув голову в плечи. Он отказывался верить собственным ушам.
Внезапно Вета рассмеялся:
– Что испугался? У меня больше нет глаз в привычном понимании, так что твой сарказм по меньшей мере неуместен. Ладно, к чему гадать? Будь, что будет! Надо наслаждаться каждым мигом жизни, каких бы трудов нам этого не стоило.