Ермолова - [77]

Болезнь дочери в 1898 году заставила ее прожить три летних месяца в Крыму. Обстановка, в которой протекала там жизнь, была ей по душе. Она поселилась с дочерью и сестрой мужа в местечке Олеиз, в небольшой дачке, высоко над морем. Она страстно любила море, южную природу Крыма, его живописные места, пропитанный ароматами кипарисов и лавров воздух… Насколько жизнь в городе утомляла ее, а жизнь в деревне тяготила – настолько жизнь в Крыму была ей по душе. Там она чувствовала себя свободно и легко и как «у себя дома». Она делала далекие прогулки пешком, каждый день ездила с дочерью кататься в окрестности Олеиза. Время от времени выезжала в Ялту за покупками. Заходила со своими спутниками на поплавок, в кафе… Мария Николаевна внимательно прислушивалась к любимому ею шуму волн, рассеянно слушала разговоры окружающих. Можно было на время отойти от всего сложного, неразрешимого, непреодолимого в ее жизни… И она была благодарна судьбе за этот случайный отдых. Настроение ее в Крыму смягчалось и просветлялось… Она делалась общительнее. Даже вопреки своему обыкновению, отчасти, вероятно, чтобы развлечь дочь, не отказывалась от новых знакомств, и вокруг нее постепенно начали собираться интересные люди: рядом на дачке жил художник Ярошенко, с которым она скоро подружилась. Она всегда ценила его произведения, особенно любила картину «Всюду жизнь», и ей по душе был серьезный, сдержанный, молчаливый, но приветливый человек. Она делала иногда вместе с ним далекие прогулки: однажды в горах над Кореизом они открыли чудный уголок, который по желанию Марии Николаевны и увековечил Ярошенко. Это было крохотное светлое озерко, окруженное деревьями старого сада. На темном фоне их отражений плавал одинокий лебедь.

В Олеизе жил тогда драматург Тимковский. Мария Николаевна сыграла в сезоне его пьесу «Защитник». Это была одна их тех пьес, которые от игры Марии Николаевны, по меткому выражению Вл. И. Немировича-Данченко, «трещали по всем швам», так она расширяла и углубляла образы их героинь. Тимковский благоговейно любил Марию Николаевну, и она относилась к нему с большой симпатией.

Он познакомил ее с доктором Алексиным. Алексин, живший всегда в Олеизе, был известный врач в Крыму, друг доктора Средина[48], Горького, близкий знакомый Чехова. Горький считал его «славным парнем, хорошей душой» (см. «Переписку с Чеховым»), Чехов, создавая доктора Астрова, во многих чертах его имел в виду Алексина, а Станиславский, играя Астрова, взял что-то от его манер. Средин и Алексин – оба были больны туберкулезом. Врачи отправили их из Москвы «умирать» в Крым. Алексину удалось более или менее поправиться и дожить до старости. Средин протянул там свою жизнь только до 49 лет.

Высокий, слегка сутулый, с впалой грудью; некрасивое лицо, изможденное болезнью, но одухотворенное умным взглядом светлых глаз и пленительной улыбкой; большой открытый лоб мыслителя… Он мало говорил, но умел слушать своего собеседника. Это «уменье слушать» и было тем особенным даром, который отличал Средина от других и обусловливался его большим и благожелательным интересом к людям. Образованный, высококультурный, чутко и тонко понимавший искусство, – он знал целый ряд выдающихся писателей, художников, музыкантов. Лучшие представители литературного, театрального, художественного миров, бывая в Ялте, непременно попадали к нему и большей частью до конца дней его поддерживали с ним отношения. Всех притягивали к себе его мягкое обаяние и душевная готовность слушать человека, думать с ним, обсуждать иногда его сокровенные творческие замыслы, иногда психологические конфликты, испытанные им в жизни… Каждый, побеседовав со Срединым, чувствовал облегчение и получал от него что-то «по существу», что или разрешало его сомнения, или будило мысль, или просто вносило душевное успокоение, которое умел давать этот человек, живший вне активной жизни, знавший свою обреченность, но не хотевший поддаваться ей. Он болел тяжело. Активный процесс быстро и неумолимо разрушал его организм. Температура никогда не спадала… Он применился к этому и считал себя здоровым, когда она повышалась только до 38. Лоб его часто покрывала испарина. Большую часть года он проводил в постели. Оправлялся только к лету. Самоотверженные заботы его любящей жены и возможность жить в Крыму поддерживали его жизнь. Он никогда не жаловался и не говорил о своей болезни; любил людей и в общении с ними находил радость, которая была для него уже невозможна в другом.

Средин всегда жил в Ялте, наверху горы Дарсана. Занимал просторную, светлую квартиру во втором этаже дома, обведенную с двух сторон громадным балконом, на котором, в сущности, и проводил свою жизнь, читал, отдыхал, занимался астрономией, фотографией, принимал своих друзей. С этого балкона открывались необъятные просторы моря и неба. На этот балкон к нему приходили Чехов, Горький, Елпатьевский, Левитан, Нестеров, Васнецов, Найденов и бесконечный ряд других людей… В его письмах к друзьям фигурировал этот балкон под названием «терраса», о которой упоминается неоднократно и в письмах Марии Николаевны.