Ермолова - [60]
То впечатление, которое произвела возможность ухода из Малого театра на всех товарищей, в том числе и на Южина, ясно показало ей, как ее любят в театре, а ее возвращение туда через год подтвердило это всецело. Кажущиеся недоразумения и шероховатости между ней и Александром Ивановичем сгладились с течением лет – общность интересов к любимому делу взяла верх, и между ними стали развиваться и крепнуть отношения, полные доверия и уважения друг к другу, которые и не нарушались до конца их дней.
Мария Николаевна была связана с Южиным, помимо их общей сценической деятельности, участием во всех его драматических произведениях и ценила его как драматурга. Особенно удачна была постановка его пьесы «Измена» с Марией Николаевной в роли Зейнаб – одной из последних трагических ее ролей. В ней Мария Николаевна воплотила его прекрасную героическую родину, и он был растроган и восхищен тем образом, который дала Мария Николаевна, чудесно изобразив на сцене подлинную грузинскую женщину, со всеми типичными чертами ее внешности и движений. Мне казалось всегда, что этот факт идеального изображения образа, созданного драматургом, послужил к еще большему сближению Александра Ивановича с Марией Николаевной.
Во что с течением лет вылились их отношения, лучше всего иллюстрируется письмами А. И. Южина. Вот, например, в 1915 году – это было сорокапятилетие деятельности Марии Николаевны, от празднования которого она отказалась по случаю войны, заслонившей от Марии Николаевны все ее личные дела, – он пишет:
«Высокочтимая, бесконечно дорогая, любимая Мария Николаевна. Я беру лист с этим бланком[31] только потому, что он объединяет в одно нашу труппу, а я знаю, что все ваши товарищи чувствуют то же, что чувствую я. А что я чувствую, Мария Николаевна, я не в силах выразить вполне. Это чувство настолько же глубоко, насколько сильно и искренно.
Вы – сердце Малого театра, вы – его свет, тепло и жизнь. Вы ему отдали все – и ваш гений, и вашу любовь, и буквально – всю вашу жизнь.
Пошли и вам и нам, господь, долго и мощно жить и работать во имя тех начал, которые пробудились в вашей великой душе 45 лет назад. Этими началами ваш гений вдохновлял и вдохновляет и долго будет вдохновлять всех, для кого театр – самое прекрасное и чистое дело, для кого он – обновление духа и его высокий подъем. В моих ушах сейчас звучит ваш несравненный голос:
Я вижу ваше лицо, ваши глаза в эту минуту, как видел их много лет тому назад. Вы взяли святое знамя – и ни на миг не склонили его ни перед кем и ни перед чем, ни по сомнению, ни по слабости, ни для успеха, ни для личного счастья. С любовью и благоговейным уважением целую ваши дорогие руки от имени всех нас, тружеников на этом благородном поприще, без различия степеней таланта, а от себя – с тем восторгом и преданностью, с каким когда-то молодой Дюнуа шел за своей Иоанной.
Ваш А. Южин».
Это письмо артиста-товарища – один из прекраснейших цветков в венке ее памяти.
Последний, хоть и не любовный, дуэт играла Мария Николаевна с Южиным в «Стакане воды». Эта пьеса вообще шла, как принято говорить, концертно. Но что делали из своих ролей Ермолова – королева Анна, Лешковская – герцогиня Мальборо и Южин – Болингброк, трудно себе представить. Вспоминается изящный, достойный Скриба комплимент, который сделала им артистка Александрийского театра В. А. Мичурина-Самойлова, приглашенная товарищами смотреть спектакль: она, придя за кулисы, спросила Южина:
– Что это вы сегодня играете?
Он удивленно ответил:
– Как что? «Стакан воды».
– Нет, – возразила артистка, – вы меня обманули: пригласили на «Стакан воды», а угощаете бокалом шампанского.
В годы своего управления Малым театром Южин неизменно заботился о Марии Николаевне, навещал ее; их все ближе связывали взаимная дружба и понимание, эти бывшие театральные «любовники» стали настоящими друзьями. Александр Иванович принадлежал к тем людям, которые, пройдя длинный жизненный путь, богатый опытом и отношениями с людьми, не сгибаются под тяжестью лет, а к концу жизни вырастают душевно и приобретают умиротворенность мудрости и особую духовную значительность. Мария Николаевна чуткой душой откликалась на них всецело и в нем находила для себя моральную поддержку в вопросах театральной и общественной жизни, которые волновали ее, уже ослабевшую тогда и не имевшую возможности принимать в них участие активно. Александр Иванович, развертывая перед ней картину современности, всегда вносил бодрость и уравновешенность в ее душу, и меня всегда радовало, когда я видела, с каким волнением Мария Николаевна ждала прихода Южина и как рыцарски склонялась голова поседевшего Мортимера над дрожащей рукой его королевы…
Из артисток я уже упоминала о ее близости с Н. М. Медведевой, сыгравшей такую решающую роль в ее жизни, и с А. П. Щепкиной, дружба с которой длилась до последних дней Марии Николаевны.
