Еретическое путешествие к точке невозврата - [138]

— Боюсь, весной в Саксонии вспыхнет настоящая война, — хмуро сказал Вольфгер, — людям будет не до теологических споров, они по обыкновению будут жестоко и бессмысленно истреблять друг друга. И, если вы подвернётесь под руку озлобленным крестьянам…

— Я не страшусь! — резко возразил Лютер.

— Да разве в этом дело?! Только глупец будет сомневаться в мужестве человека, избравшего себе противником всю римскую католическую церковь. Я только хочу сказать, что ваша гибель будет лишена смысла, ведь вас могут убить, даже не поняв, кого убили. Просто так, потому что вы одеты лучше, чем они, потому что у вас в руке нет иного оружия, кроме Библии, потому что они злы и голодны, а вы сыты и полны миролюбия!

— До наступления весны ещё много времени, — примирительно сказал Лютер, — наспоримся ещё. А что собираетесь делать вы?

— Не знаю. Напишу курфюрсту и буду ждать его распоряжений, но пока отец Иона не поправится, конечно, мы не сможем покинуть замок. Надеюсь после Рождества получить ответ.

* * *

Вернувшись в свою комнату, Вольфгер написал два письма. Одно содержало краткий отчёт для курфюрста Альбрехта и вопрос о том, что делать дальше, и второе, подробное, предназначалось Антону Фуггеру.

На следующий день, высекая искры подковами своих лошадей, из замка вылетели на галопе два гонца. Один поскакал в Дрезден, везя письма Вольфгера, а другой отправился в Виттенберг с донесением Берлепша советнику Спалатину. Ждать их возвращения следовало не раньше, чем через две седмицы.

Глава 20

10 декабря 1524 г.

Прошло две седмицы.

Отец Иона поправлялся. К счастью, его рана оказалась лёгкой, меч только скользнуло по рёбрам. Вольфгер каждый день приходил навестить монаха, стараясь развлечь его и скрасить одиночество старика.

Раненый занимал небольшую, но уютную и хорошо обставленную комнату. По приказу коменданта слуги приволокли из парадного зала удобное кресло, в котором отец Иона проводил большую часть дня.

Когда Вольфгер, стараясь не шуметь, вошёл в комнату, монах дремал, укрывшись тёплым плащом. Толстые каменные стены глушили посторонние звуки, в комнате царила уютная тишина, которую подчёркивало пощёлкивание дров в облицованной кафелем печке и шорох снежинок, кружащихся за окном. Казалось, стылая громада замка Вартбург каким-то волшебством исчезла, и они вернулись в привычное, обжитое, знакомое до последней мелочи родовое гнездо фон Экков.

На полу рядом с креслом лежала Библия в потёртом кожаном переплёте. Золотое тиснение давно стёрлось, и распятие на обложке можно было обнаружить только на ощупь.

Вольфгер вздохнул. Он гнал от себя тревожные мысли, но, каждый раз, приходя к монаху, видел, как тот одряхлел. Это не могло быть следствием ранения. С лица монаха исчез румянец, а его губы приобрели пугающий синеватый оттенок. Вольфгер несколько раз замечал, как отец Иона морщится и украдкой потирает левую сторону груди. Он стал жаловаться, что по утрам у него немеют руки и ноги. Ута хмурилась, поила старика травяными отварами, а на вопросы Вольфгера о здоровье монаха отвечала уклончиво или отмалчивалась.

Увидев, что отец Иона спит, барон на цыпочках повернулся, чтобы уйти.

— А-а-а, Вольфгер, сынок, куда же ты? Посиди со стариком…

— Здравствуй, отец мой, я думал, ты спишь, ну и решил зайти попозже.

— Что ты, разве это сон? Так, сморило. Проходи, проходи, садись. Какие новости? Как погода?

— Новостей никаких, — сказал Вольфгер, пододвигая табурет поближе к креслу монаха, — гонцы ещё не вернулись, ждём их со дня на день. Все, слава Богу, здоровы. У тебя, я вижу, тепло, даже завидно, а вот моя комната угловая, дров уходит пропасть, а всё равно холодно. Не знаю уж, как её прогреть. Этой ночью завернул знатный мороз, давно такого не было. Гном говорит, что у него уши в трубочки сворачиваются. А сейчас пошёл снег, ну, и потеплело. Комендант наш с утра поехал на охоту, по-моему, это вообще его единственное развлечение. А, с другой стороны, эта охота нас всех кормит, ведь такую ораву гостей прокормить нелегко!

Знаешь, Алаэтэль оказалась заправской охотницей. Берлепш подобрал ей охотничий лук и копьё по руке, и теперь эта Брунгильда носится вместе с ними по замёрзшим болотам. Комендант и его свита с неё глаз не сводят, — усмехнулся Вольфгер, — только успевают слюни утирать.

— Но они, надеюсь, ведут себя достойно? — встревожился монах.

— Попробовали бы они вести себя недостойно. Во-первых, Алаэтэль и сама отлично может постоять за себя, а, во-вторых, с ней Карл.

— А ты что не охотишься, Вольфгер?

— Ты же знаешь, не люблю я охоту, — отмахнулся Вольфгер. — Так, пару раз из вежливости съездил, когда комендант особенно настаивал. Тут и так охотников больше, чем дичи. Без меня обойдутся.

— Ну, хорошо, оставим охоту. Скажи мне, сын мой, что мы будем делать дальше? Как ты считаешь, теперь-то наша миссия завершена?

— Домой хочешь? — улыбнулся Вольфгер, — понимаю, сам хочу, ночами наш Альтенберг снится, замковый лес, озеро с ундиной… Не знаю, что тебе и сказать. Ты сам-то как думаешь?

— Да я уже всю голову сломал, — с досадой ответил монах, — ничего толкового придумать не могу. Получается, всё зря… Курфюрст Альбрехт — не кто-нибудь, кардинал — только пожимает плечами. Уж как на Лютера надеялись, а, вышло тоже напрасно. Что же теперь делать? У кого совета просить? Не в Рим же ехать?