Эпопея любви - [48]

— Прекрасно, прекрасно. Прошу вас присутствовать завтра на утреннем приеме Его Величества, и вы сами сможете встретить своего друга.

— Мадам, он не покинет Лувр, не выразив вам глубочайшую признательность. Что касается меня, то моя жизнь принадлежит вам.

Зловещим блеском загорелись глаза Екатерины, но склоненный в низком поклоне Марильяк не заметил этого блеска, который привел бы его в ужас.

— Прощайте, граф, — произнесла королева. — Увидимся завтра в церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа, а послезавтра утром встретимся в Лувре.

Граф удалился, чувствуя себя безмерно счастливым. Он решил вернуться к монастырю, и как раз в тот момент, когда Марильяк подходил к монастырским воротам, оттуда выехал всадник и поскакал в направлении Лувра. Граф попросил, чтобы его проводили к настоятелю. Встретившись с ним в приемной, Марильяк поинтересовался:

— Сударь, я хотел бы знать, если это не составляет для вас труда, здесь ли шевалье де Пардальян?

Услышав обращение «сударь», преподобный отец недовольно поморщился, но ответил вежливо:

— С удовольствием отвечу на ваш вопрос. Молодой человек еще здесь. Его должны были препроводить в Бастилию, но я только что получил приказ из Лувра, в котором мне предписывается оставить шевалье здесь до вторника и отдать ему лучшую келью в монастыре. Так что я уступил ему мое собственное жилище. Вот все, что я могу сказать вам.

— А что должно произойти во вторник? — спросил встревоженный Марильяк.

— Мне приказано освободить этого юношу во вторник утром и сообщить ему, что король желает побеседовать с ним во время утреннего приема и царственная особа рассчитывает, что он, как честный дворянин, не ускользнет…

— Ручаюсь, он будет в Лувре! — воскликнул обрадованный граф. — А можно с ним увидеться?

— Сударь, я лично не возражаю, но у меня нет никаких указаний на этот счет…

— Понимаю, — улыбнулся Марильяк, — понимаю и не настаиваю. Передайте, пожалуйста, шевалье, что во вторник утром я буду здесь и провожу его в Лувр.

— С удовольствием, — охотно согласился настоятель. — Через пять минут ваше поручение будет исполнено.

Граф совершенно успокоился и распрощался со святым отцом. Однако в душе его еще оставались какие-то опасения, неясные страхи, неопределенная тревога.

— Все прекрасно, — убеждал он самого себя. — Все складывается замечательно. Завтра утром король Генрих венчается в соборе Парижской Богоматери. После церемонии я свободен, у меня отпуск до начала военной кампании. А завтра в полночь — моя свадьба… и моя мать приведет Алису к алтарю, перед которым нас соединят навеки. Священник обвенчает меня с той, что мне дороже жизни… Католический священник! Ну что же, раз об этом просит королева… Послезавтра утром встречу Пардальяна, провожу в Лувр, добьюсь для маршала и его семьи разрешения покинуть Париж… Уедем все вместе! Ах, матушка, матушка, мог ли я думать несколько месяцев назад, каким счастьем одарите вы меня…

Марильяк обратил внимание на неразговорчивые компании, то тут, то там появлявшиеся на улицах. В воздухе Парижа чувствовалось приближение чего-то значительного…

— Видно, парижане готовятся к завтрашнему празднику, — решил Марильяк.

Настоятель солгал графу, утверждая, что Пардальян находится в монастыре. Еще за час до этого в монастырь прибыли десятка два всадников во главе с Моревером. Связанного шевалье отнесли в закрытую карету. И верховые, и карета быстро умчались в сторону тюрьмы Тампль.

Тамплем называли целый квартал, огороженный стеной. Он получил свое имя тогда, когда его занимали рыцари-монахи ордена тамплиеров. Это был своего рода город в городе, недаром его иногда именовали Новый город Тампль. Однако еще два века назад орден тамплиеров был разгромлен, а рыцари Мальтийского ордена, занявшие квартал, постепенно покинули Париж. Многие здания Тампля обратились в руины, осталась лишь старая башня, в которую сто десять лет спустя заключат перед казнью короля Людовика XVI.

В 1572 году башня Тампль служила тюрьмой. Так повелось еще со времен Франциска I. Комендантом тюрьмы был Марк де Монлюк, сын Блеза де Монлюка, прозванного королевским мясником за резню гугенотов, которую он устроил в Гиени. Марк де Монлюк и по повадкам, и по характеру был настоящим тюремщиком. Лет тридцати пяти от роду, рыжий, с всклокоченной шевелюрой, бычьей шеей, кровавыми глазами, с лицом, отражавшим все его пороки, Монлюк смягчался лишь в компании доброй бутылки и веселой девицы. На место коменданта его устроил отец, старый Блез де Монлюк, служивший сначала под командованием коннетабля де Монморанси, а потом — маршала де Данвиля.

Захватив Пардальяна-старшего, Данвиль приказал заточить его в Тампле. Маршал не доверял коменданту Бастилии де Гиталану, который, хотя и был другом Данвиля, казался маршалу недостаточно жестоким. Анри де Монморанси доложил об аресте Пардальяна-старшего королеве Екатерине, естественно, представив в лучшем виде собственные заслуги в деле задержания столь опасного для престола человека. Но в планы Данвиля вмешался Моревер, ведь именно ему Екатерина поручила провести допрос Пардальяна-младшего. Кроме того, сама королева собиралась тайно присутствовать при допросе шевалье. Она назначила допрос обоих Пардальянов на субботнее утро 23 августа.