Эпопея любви - [47]

На пороге появился Марильяк, и королева ласково произнесла:

— Здравствуйте, дорогой граф! Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной…

Екатерина отодвинула в сторону письма на столе и знаком пригласила взволнованного бледного Марильяка подойти поближе.

— О чем вы желали спросить? — продолжала королева. — Хотите узнать, все ли готово к завтрашней церемонии?

Марильяк преклонил колени.

— Нет, Ваше Величество, — с дрожью в голосе произнес он, — вы так добры, что в завтрашнем дне я не сомневался ни на минуту. Нет, мадам, речь не обо мне, о другом. Я пришел просить помиловать моего друга.

— Помиловать? — удивленно спросила королева.

— Точнее, я молю не о помиловании, а о справедливости. Один из моих друзей арестован. Этот человек мне друг, мы с ним — как братья.

— Достаточно, граф, — взволнованно произнесла королева, — вы любите этого человека, поэтому я готова сделать для него все, о чем попросите. Я желаю ему добра так же, как и вам.

— Увы, мадам, к несчастью, он дважды разгневал вас. Первый раз при встрече с вами в доме у Деревянного моста, в той самой комнате, где я имел счастье познакомиться с вами. И второй раз — в Лувре, в кабинете Его Величества короля Карла.

— Граф, — с грустью заметила Екатерина, — люди часто огорчают меня — тогда я стараюсь поскорее о них забыть…

— Это шевалье де Пардальян, Ваше Величество. Королева сделала вид, что вспоминает, потом, всплеснув руками, воскликнула:

— Ну конечно! Я совсем забыла об этом молодом человеке… Теперь вспомнила — я предлагала ему поступить ко мне на службу. Неужели он арестован?

— Да, мадам! Прошу вас, освободите его. Клянусь, шевалье не мог ничего замышлять ни против короля, ни против Вашего Величества.

— Нансей! — позвала Екатерина, ударив молоточком в гонг.

Вошел капитан охраны.

— Нансей, вы знаете, что арестован один молодой человек, шевалье де Пардальян?

— Да, мадам, его уже арестовывали один раз, но тогда он сбежал из Бастилии.

— Кто отдал приказ об аресте? — сдвинув брови, спросила Екатерина.

— Его Величество король. Полагаю, этот молодой человек обвиняется в мятеже. Во всяком случае, мне известно, что он дважды оказывал сопротивление солдатам короля.

— О, мадам! — воскликнул Марильяк. — Позвольте объяснить, при каких обстоятельствах это случилось…

— Помолчите, граф, — сказала королева. — Вы свободны, Нансей.

Капитан удалился.

— Дорогое дитя, — обратилась Екатерина к Марильяку, — готова доказать вам мое расположение… так, словно вы мне сын, как Генрих и Франсуа… Обождите меня здесь.

Марильяк почтительно поклонился. Он дрожал — буря бушевала в душе его. У него появилась непоколебимая уверенность, что королева любит его, любит как мать. И эту женщину, которая смотрела на него с такой нежностью, говорила с таким волнением, называют преступницей и лицемеркой? Королева, считал Марильяк, безгранично доверяет ему, и это наполняло сердце графа благодарностью. Даже самому королю подозрительная Екатерина не доверяет так…

Королева оставила Марильяка в молельне одного, перед ним на столе лежали написанные ею письма. Конечно, граф мог бы узнать государственные секреты, но он скорее потерял бы зрение, чем позволил себе бросить хоть один взгляд на королевскую корреспонденцию.

Екатерина отсутствовала полчаса, но все это время она через потайное отверстие следила за поведением Марильяка в молельне. Все это время графа мучила одна мысль: Моревер сказал ему, что Пардальяна арестовали по приказу королевы-матери, но Екатерина, похоже, не помнила даже имени шевалье. Нансей же утверждал, что приказ об аресте отдал король. Впрочем, все это неважно, видимо, Моревер что-то перепутал.

Наконец вернулась Екатерина — радостная улыбка играла на ее губах.

— Удалось! — сообщила королева торжествующим тоном.

— О, мадам! — голос Марильяка прервался от волнения. — Неужели шевалье де Пардальян свободен?

— Король обещал мне, правда, нелегко было добиться этого. Кажется, ваш друг участвовал в заговоре, организованном маршалом де Монморанси.

— Пардальян? Что вы, мадам, нет! Я вам сейчас объясню… Дело в том, что маршал…

— Ни слова больше, граф! Это не мое дело. Если шевалье де Пардальян пожелает сообщить что-нибудь о маршале, он это скажет сам.

— Мадам, вы — великая королева! — воскликнул Марильяк.

— Увы! Я просто женщина, которая много страдала, а страдания делают нас снисходительными. Мне неважно, участвовал или не участвовал шевалье в заговоре, главное, что он — ваш друг. Передайте ему, что, если он хочет у меня что-нибудь попросить для себя или для маршала, я готова принять его послезавтра, в десять утра, после того, как король побеседует с ним.

— Его Величество желает лично допросить шевалье?

— Да. Мне удалось добиться отступления от официальной процедуры. Вашего друга будут допрашивать не судьи, а сам король… И, если ответы Пардальяна удовлетворят Его Величество, если шевалье объяснит, почему он скрывается во дворце Монморанси, его освободят и простят ему и скандал в Лувре, и пожар в трактире, и драку на Монмартрской улице.

— О, мадам! — воскликнул Марильяк. — Шевалье все объяснит без труда. Просто Пардальян и маршал хотят покинуть Париж. За всем этим кроется любовная история…