Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев - [222]

Драма как история клана

Жертвенная драма описывает историю клана от начала времен до настоящего времени, то есть момента жертвоприношения, а потому некоторые ее сцены порождают в наших умах, то есть умах сторонних наблюдателей, противоречие, возникающее при созерцании вольной интерпретации или, скорее, смешения космогонических, мифических и исторических событий, которые, в нашем понимании, имеют фундаментальное различие.

Сражение с демоном заканчивалось победой над злом во всех его проявлениях; осуществленное должным образом жертвоприношение обеспечивало клану победу во всех прошлых, настоящих и будущих битвах. Это подразумевает, в нашем понимании, двойственность или, скорее, множественность значения легенды, потому что мы не способны охватить ментальный настрой такого сложного или, скорее, конденсированного характера. Наш опыт, опирающийся на хронологический подход, не позволяет нам понять историю как целиковое всеохватное полотно, которое имеет единую основу; даже если оно разрывается на несколько лоскутов-эпизодов, ни одно из событий, связанное общей канвой, не стирается из памяти.

Легенда никогда не описывает конкретные события, которые для нас эквивалентны истории, но воспроизводит события, вспомненные в их ритуальном действии. В Скандинавии древние традиции были переплавлены в литературу под влиянием английского и ирландского искусства повествования. Однако под поверхностью художественного произведения все еще можно различить следы более старых форм, а в одном случае хорошо видна драматическая структура рассказа, лишь слегка отретушированная фантазией поэта.

Правящие кланы Скандинавии высоко ценили родство с королевскими домами Юга, вождь высокого происхождения с далекоидущими амбициями с гордостью ощущал кровь Вёльсунгов, текущую в его венах, а хамингья древнего клана помогала ему осуществлять свои планы. Нет ничего удивительного в том, что легенда о Сигурде, победителе дракона, занимала столь видное место в их традициях. Этот миф неоднократно подвергался поэтической обработке, но, к счастью, сохранил форму, которая несет в себе черты легенды и показывает, как история Сигурда была вновь разыграна под видом битвы с драконом. Группа эддических поэм – «Речи Фафнира», «Речи Регина» и «Речи Сигрдривы» – создавалась по образцу ритуальной драмы или последовательности драматических сцен в ритуале блота.

Предисловие поэмы «Речи Регина», раскрывающей деятельность трех богов – Одина, Хёнира и Локи, – представляет собой жертвенный миф в чистом виде. Вторая поэма, «Речи Фафнира», также связана с ритуалом жертвоприношения – дракон повержен, победитель пробует на вкус сердце жертвы; стихи поэмы полны ритуальных терминов, таких как funi – разжигание огня, и fjörsegi – сердце. Враг по-прежнему появляется в облике демона: Фафнир и Регин являются йотунами, к именам которых добавляются ритуальные эпитеты демонов: старый йотун, инеистый (холодный, замороженный) йотун, или хримтурс; в «Речах Вафтруднира» так говорится об Имире: «Небом стал череп / холодного турса, / а кровь его морем».

Поэма «Речи Сигрдривы», описывающая встречу Сигурда и Брюнхильд, имеет черты празднества возлияний, пиршества. Пробудившаяся дева подносит герою рог, полный хмельного меда, и произносит формали. Будь то буквальное воспроизведение или поэтический парафраз слов, используемых в ритуале блота, этот стих содержит наиболее ценную часть ритуальной апострофы[166], дошедшей до нас.

Драматическое представление событий далее проявляется через domar (речения, суждения, наставления) героини «Речей Сигрдривы», в которых сконцентрированы знания, опыт и мудрость веков. Стихи поэмы дают ценную информацию, дополняющую изречения, составляющие поэмы «Речи Высокого» и «Прорицание вёльвы», относительно организации чтений в ходе ритуальных действ; эпизод заклания великана представлен диалогом о судьбе и норнах, о битве между богами и демонами; подношение рога дает начало уроку рунического знания. Согласно 111-му стиху «Речей Высокого» отправителя обряда, произносившего речения с rök-престола, называли словом «тул» (þulr) – сказитель, мудрец: «Пора мне с престола / тула поведать / у источника Урд; / смотрел я в молчанье, / смотрел я в раздумье, / слушал слова я; / говорили о рунах, / давали советы / у дома Высокого, / в доме Высокого / так толковали».

В 34-м стихе поэмы «Речей Фафнира» мы видим намек на этот элемент блота – ритуальный эпитет «тул» добавлен к имени Регина: «Тула седого / пусть обезглавит, – / в Хель ему место! / Сокровищем всем, / что Фафнир стерег, / один владел бы».

Драматическое происхождение поэмы «Речи Сигрдривы» становится еще более очевидным благодаря психологии героини. Насколько мы можем понять, личность Брюнхильд распадается на две ипостаси: земную женщину и ее мифологический дубль, валькирию Сигрдриву. Очевидная непоследовательность этого факта вызвана тем, что мы смотрим на драму извне и поражаемся тому, что героиня драматически представлена фигурой, обладающей мифическими атрибутами. Божественное пламя (вафрлоги), которое окружает палаты Брюнхильд, отсылает нас к сцене ритуала, в ходе которой разжигали жертвенный огонь. Этот символический и драматический огонь нередко упоминается в эддических поэмах: «Дай мне коня, / через темное пламя / чтобы меня пронес», – требует Скирнир у Фрейра, отправляясь к Герд; в «Песни о Фйольсвидре» также упоминается «пламя небес»: «Как называют чертог этот светлый, / Хранимый волшебным огнем? (…) Лир называют чертог этот светлый, / На копьях вращается он».