Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание - [41]

4. Формальный подход как пример «апперцептивной» эстетики

Эстетика, принципы которой сформулированы этими двумя формалистическими подходами – немецкоязычным и русским формализмами, – тесно связана с понятием внимания. В обоих случаях речь идет об «апперцептивной» эстетике, зависимой от «ясности представлений». Так, концепция Фидлера определяет «ясность представлений» как цель художественной деятельности [Fiedler, 1971 (1887)]. По Фидлеру, сущность искусства состоит в переходе от «темного ментального состояния», ограниченного привычными рамками повседневного сознания, к новому состоянию, определяемому как «состояние определенности и ясности» (цит. по: [Majestak, 2009: 172]).

Эта же доминанта ясности подчеркнута в эстетике Ригля и его школы. Данные положения немeцкоязычного формализма oсновываются на сформулированном гербартианской эстетикой принципе ясности представлений, этот принцип зависит от интеграции и связности ментальных элементов. Вытекающая отсюда эстетика связности и ясности ориентируется на идеал классического искусства, эта ориентация реализована в «архитектонической» позиции Гильдебранда («Проблема формы в изобразительном искусстве», 1893).

Можно обнаружить в различных текстах русского формализма аналоги «светлого ментального состояния» и «путей к ясному сознанию» как цели художественной деятельности, см. [Romand, Tchougounnikov, 2010]. Это «ясное», сознательное состояние противопоставляется бессознательному автоматизированному состоянию, которое подчинено поведенческим стереотипам и бессознательным конвенциям. Это «светлое» ментальное состояние зависимо от особого эффекта, свойственного произведению искусства, эффекта, который русский формализм определяет как «остранение». Выдвинутая Вёльфлином идея необходимого периодического изменения в эволюции стилей [Wölfflin, 1893; 1909] содержит предпосылки формалистического «остранения». Так, сравнительный анализ позволяет вскрыть аналогичный механизм в основании эстетических систем этих двух формальных подходов.

5. «Выразительное движение» и «языковой жест» в практике формализма: новый визуально-слуховой объект

Итак, «работа взгляда», описанная немецкоязычной формальной эстетикой (Фидлер, Вёльфлин), равно как и «работа слова», концептуализированная русским формализмом, направлены на формирование нового ментального состояния, определенного в терминах «отчетливости и ясности».

В обоих случаях эта деятельность предполагает изменение перцептивного регистра или, говоря словами психологии сознания XIX века, типа чувственного созерцания (Anschauung). В обоих случаях речь идет о работе, предполагающей прекращение привычных или повседневных конверсий, характерных для «практического видения» и для «практического языка». Отказ от бессознательных принуждений составляет условие и начало этой работы. Эта смена перцептивного стереотипа сопровождается комбинацией различных перцептивных модальностей. Именно вмешательство руки и, следовательно, подключение тактильного восприятия способствует изменению оптического режима, свойственного функционированию взгляда. В этой модели перемещение свойств видимого зависит от комбинации как минимум двух видов разнопланового восприятия – зрительного и тактильного.

«Выразительное движение», описанное Фидлером, основано на этом ретроактивном механизме: обе задействованные им сенсорные модальности позволяют взаимный контроль. Зрительное восприятие находит подтверждение посредством тактильного восприятия. По Вольфу Зингеру, в этом процессе содержание ощущения получает подтверждение посредством теста межмодальной релевантности [Singer, 2009: 105]. Тезис Фидлера подтверждается данными современных исследований, которые определяют осязание как доминирующее в иерархии чувств. Эта осязательная доминанта основывает весь телесный опыт индивида, она может быть определена как примитивное самоощущение и как исходное понимание мира [Ibid.: 106]. Нейропсихология подтверждает основополагающую роль осязания в организации коры головного мозга [Ibid.: 113].

Русский формализм формулирует эквивалентную модель, основанную на ретроактивном механизме осознания эстетического факта. Таковой является модель «остранения», равно как и выведенные из нее понятия, такие как «доминанта», «композиция», «установка», придающие «ощутимость» эстетическому явлению. Эти модели эстетической рецепции основаны на сенсорной ретроактивности. Данное определение художественной деятельности как наложения нескольких перцептивных модальностей предположительно отсылает к важному психолингвистическому понятию «языкового жеста» (описанному, в частности, Хейманом Штейнталем, Вильгельмом Вундтом, Германом Паулем, Карлом Бюлером). Последнее понимается как спонтанное взаимодействие между языком и жестом, чисто языковым и жестовым элементами.

В этом контексте необходимо отметить роль «кинетического чувства» (Bewegungsgefühl), так как оно было определено в гуманитарных исследованиях этого периода на основе современных им психологических моделей (см., например, роль «кинетического чувства» в модели языковой эволюции Пауля). Для многочисленных языковедов начала XX века «жест» определяет производство языка. Действительно, именно посредством «жеста» человек фиксирует интенциональность в языке, см. [Paul, 1970 (1920): 172]. Эта тематика отсылает к германским психолингвистическим дебатам из области звуковых метафор (Lautmetaphern) [Bühler, 1982 (1934); Wundt, 1900: 106, 151–154].