Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание - [42]

6. Эстетика «вчувствования» и формальный анализ

Обычно принято противопоставлять формалистический подход эстетике вчувствования и механизму эмпатии или вчувствования (Einfühlung). Тем не менее еще в 1978 году Оге А. Ханзен-Лёве в комментариях к формалистической интерпретации живописного объекта отмечает важность вклада психологической эстетики, в частности концепции эмпатии у Вильгельма Воррингера (1908). По Ханзену-Лёве, оппозиция, проведенная Воррингером между «тенденцией к абстракции» и «тенденцией к вчувствованию», вполне соответствует роли абстракции в эстетической модели русского формализма, где абстракция одновременно выполняет функцию деконтекстуализации и «остранения» [Ханзен-Лёве, 2001 (1978): 70]. Русские формалисты определяют эту тенденцию к «остранению», результатом которой является эффект геометризации элементов художественного выражения, как внутренне присущую любому поэтическому тексту. Так, абстрактная схема эстетического формализма, зафиксированная в оппозиции между «тенденцией к абстракции» и «тенденцией к вчувствованию», позволяет объяснить другую методологическую оппозицию, которую русский формализм устанавливает между «поэтическим языком» и «языком практической коммуникации».

Формалистическое «остранение» является механизмом, цель которого состоит в редукции исходных эмпатических элементов и в «геометризации» или превращении в абстрактные изначально мотивированных, то есть непосредственно связанных с реальностью элементов. По сути, речь идет о разрушении исходной логической или смысловой мотивации и о замене ее новой «художественной» мотивацией, конструирование которой опирается на вполне эмпатический механизм (эмпатическое отношение между автором и его объектом, равно как сходное отношение между воспринимающим этот объект).

Собственно, «поэтическая функция» Якобсона воспроизводит тот же самый принцип, который «эстетика вчувствования» Теодора Липпса определяет как ритмический, лежащий в основе явления эмпатии (Einfühlung) [Lipps, 1908: 360–361]. Этот точечный анализ понятия поэтической функции у Якобсона в свете «эстетики вчувствования» есть лишь один возможный пример пересмотра формалистических понятий с точки зрения явления «психологической эстетики»[50]. Этот пересмотр может быть продолжен и с другими понятиями, например тыняновскими категориями «литературного факта» и «конструкции» для утверждения других теоретических конвергенций.

Заключение

На рубеже XIX и XX веков психологическая эстетика является реакцией против позитивистской доминанты в гуманитарных науках и выражает требование эмпиризма, логичное с учетом «психологического возраста» гуманитарных наук того времени.

Основная тенденция проявляется как противостояние «целостного» или «описательного» психологического подхода «аналитическому» и «атомистическому» психологическому анализу. Формальное течение, как в Германии, так и в России, представляется нам отражением этого «нового психологизма», который, сохраняя психофизический принцип, пытается по-иному рассмотреть работу психики, см. [Schneider, 1996: 135]. Вне формалистической ориентации эта тенденция в конечном счете вела к программе психологии «переживания» (Erlebnis) и «философии жизни» (Lebensphilosophie) – например, как у Вильгельма Дильтея в «Das Erlebnis und die Dichtung» (1906). Этот подход интерпретирует произведение искусства как непосредственное выражение «переживаний» и «чувства жизни» (Lebensgefühl).

Явление русского формализма оформляется в контексте дискуссий 1900-х годов, целью которых является определение программы будущей эстетики. В начале XX века ситуация еще более усложняется вместе с созданием журнала Макса Дессуара («Zeitschrift für Ästhetik und allgemeine Kunstwissenschaft», 1906) и Общества эстетических исследований («Vereingung für ästhetische Forschung», 1912). Программы первого и второго Конгрессов по эстетике и истории искусства, состоявшихся в Берлине в 1913 и в 1924 годах, отражают направление этих полемик. Тем не менее линия психологической эстетики неизменно оказывается преобладающей [Allesch, 2006: 38].

В этих дебатах участвуют, с одной стороны, философы и психологи (речь идет о конфликте между «эстетикой сверху» и «эстетикой снизу»), а с другой стороны, различные течения внутри направления психологической эстетики. Так, теории вчувствования (Фишер, Фолькельт, Липпс) противопоставляются одновременно линии рационального эстетического формализма в том виде, в каком его разработали австрийские ученики Гербарта (Циммерман, Ханслик), отчасти венская эстетическая школа (Ригль) [Ibid.: 40–41], равно как и линии теоретиков «художественной деятельности» и «чистой видимости», линии, разработанной фон Марее, Фидлером, Гильдебрандом.

Русский формализм, сформировавшийся в контексте этих полемик, сопровождающих борьбу за «новую эстетику», выразил и реализовал гетерогенную эстетическую программу на полпути между экспериментальной эстетикой и герменевтикой переживания (Erlebnis)[51].

Библиография

Дмитриева Е. (отв. ред.), Земсков В., Эспань М. (ред.). Европейский контекст русского формализма: (к проблеме эстетических пересечений: Франция, Германия, Италия, Россия). М., 2009.