Эпиталама - [20]
Он помолчал немного, а потом спросил, прогоняя тяжелые мысли:
— Ты все лето провел в Нуазике?
— Да. Край располагает к себе. Отец на пять лет снял там одно поместье, которое нам порекомендовали Катрфажи. Так что волей-неволей нам приходится туда приезжать. Но я не жалуюсь.
Он посмотрел на Кастанье и вдруг сказал проникновенным, тихим голосом:
— Ты очень влюблен…
— О! Друг мой! — произнес Кастанье, и тонкие черты его гладко выбритого лица исказились. — Видишь, я жду ее. Я знаю, что она не придет. Пытаюсь отвлечься. Вот листаю книгу и жду, а делать ничего не могу.
Альбер участливо смотрел на Кастанье, пытаясь понять это переполненное любовью сердце и ощутить его необычайный пыл.
— Интересно, увижу ли я ее когда-нибудь? — сказал он. — Однажды ты мне показывал ее фотографию…
— У меня ничего нет, — сказал Кастанье, выдвигая ящик стола. — Фотография, которую сделал Эрио, мне не нравится. Разве что глаза…
Альбер бережно, будто касаясь чего-то необычайно хрупкого, взял карточку из рук Кастанье.
— Да, — сказал он, — глаза действительно чудесные.
И добавил:
— Кажется, я где-то видел это лицо. Скажи-ка, ведь глаза у нее очень светлые? Смуглое лицо… и такая худенькая на вид?
— Меня беспокоит ее здоровье.
— Не исключено, что именно ее я и встретил, когда ехал сюда, — сказал Альбер, признав в изображенной на фотографии женщине даму из поезда.
Он снова задержал взгляд на портрете, потом вернул его Кастанье, добавив серьезным тоном:
— Очень красивая.
— Не спеши, побудь еще! — обеспокоенным голосом произнес Кастанье, когда Альбер встал.
— Я ужинаю у Беланже. Мне нужно успеть переодеться. Проводи меня.
— Мне бы хотелось перед ужином немного почитать.
— Почитаешь после ужина… Давай!.. Пошли! — сказал Альбер Кастанье, знавший, как легко тот поддается на уговоры.
— Ты встречался в последнее время с Катрфажами? — спросил Альбер, когда они спускались по лестнице, устланной толстым, поглощающим звуки ковром.
Они шли вдоль окружной железной дороги, темный желоб которой выпускал сквозь решетки облака подземного пара.
— Реймон все где-то пропадает, — сказал Кастанье, чья походка по мере их удаления от дома становилась все более медленной.
Он остановился.
— Все-таки я лучше вернусь, — сказал он. — У меня новая кухарка, и я стараюсь привить ей пунктуальность.
— Ну что ж, иди, дружище.
Когда Альбер оглянулся назад, он увидел, что Кастанье бежит.
Он подумал об ужине у Беланже, но мысль о том, что сейчас придется идти переодеваться, изменила его намерения. Ему захотелось побыть одному. Он зашел на почту, послал, нимало не заботясь о последствиях, свои извинения и направился в ресторан Карну, собираясь вкусно поесть в одиночестве.
— Жареную камбалу… — отрывисто произнес официант, повторив заказ Альбера.
— А потом, потом мы посмотрим. Только подайте сначала устрицы.
К Альберу подошел плотный человек в синем фартуке, осторожно открыл бутылку и стер с краев горлышка крошки воска.
Небольшой белый зал ресторана с красным ковром был заполнен жующими посетителями. Альбер наблюдал за ними, улыбаясь.
Он опорожнил свой стакан.
Альбер, окруженный со всех сторон шумом и движением, испытывал ощущение комфорта и легкости. Его живой ум лихорадочно работал, и он чуть ли не вслух сказал себе: «Чтобы понять любовь, мне нужно перенестись в свое детство. Стоило мне заметить всего лишь слугу той высокой девочки, как у меня тут же перехватывало дыхание… Мне хотелось умереть с голода… Конечно же, я изведал любовь… А когда настала пора малышки Катрфаж, возраст настоящей страсти был для меня уже позади. Меня заинтриговали ее появления по вечерам в саду Сен-Мало. Если бы только ее ужасная мать догадывалась!.. Однако родители не знают своих детей. Что мы знаем о тех, кто нас окружает? А они, эти девочки, все как одна, слабенькие, готовые упасть нам в руки, стоит только их протянуть… Госпожа Верней… и эта женщина, которая смотрит на меня из-под полей своей шляпы, тоже. Американка? Не исключено: произношение в нос, крупный подбородок, бледный цвет лица. А ее простофиля-спутник даже и не догадывается, чего они просят, ее глаза. Бедняга Кастанье! Пусть ждет свою Элен».
— Я бы хотел заказать бекаса, — сказал Альбер.
— Парового бекаса?
Он выпил и пристально посмотрел на сидящего в одиночестве за своим столиком господина, который тоже разглядывал присутствующих.
«Теперь Одетта стала совсем благоразумной. Интересно, она хотя бы вспоминает о прошлом?.. Скорее всего, нет. Да она и не смогла бы правильно понять. Впрочем, наверное, она права. В грехе столько простодушия!»
Альбер встал из-за стола и снял свою шляпу с медной вешалки.
Сытный ужин и свежий воздух умножили его силы, и он быстро зашагал по улицам.
IV
— Поздновато же ты возвращаешься! — сказала госпожа Дегуи с тем сердитым видом, который она напускала на себя, когда ей хотелось показать свою власть.
— Еще совсем не поздно, — ответила Берта.
— Уже стемнело. Я не желаю, чтобы ты ходила одна по ночам. Здесь слишком темные улицы. Ортанс будет тебя встречать.
— Я не против, если у нее есть время. Но лучше бы она закрывала ставни.
— Это не обязательно, напротив нас никто не живет.
Романы «Эпиталама» и «Клер», написанные одним из самых ярких и значительных писателей современной Франции Жаком Шардоном (1884–1968), продолжают серию «Библиотека французского романа». В своих произведениях писатель в тонкой, лиричной манере рассказывает о драматичных женских судьбах, об интимной жизни семьи и порою очень непростых отношениях, складывающихся между супругами.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Французская писательница Луиза Левен де Вильморен (1902–1969) очень популярна у себя на родине. Ее произведения — романтические и увлекательные любовные истории, написанные в изящной и немного сентиментальной манере XIX века. Герои ее романов — трогательные, иногда смешные, покорные или бунтующие, но всегда — очаровательные. Они ищут, требуют, просят одного — идеальной любви, неудержимо стремятся на ее свет, но встреча с ней не всегда приносит счастье.На страницах своих произведений Луиза де Вильморен создает гармоничную картину реальной жизни, насыщая ее доброй иронией и тонким лиризмом.
Жорж Сименон (1903–1989) — известный французский писатель, автор знаменитых детективов о комиссаре Мегрэ, а также ряда социально-психологических романов, четыре из которых представлены в этой книге.О трагических судьбах людей в современном мире, об одиночестве, о любви, о драматических семейных отношениях повествует автор в романах «Три комнаты на Манхэттене», «Стриптиз», «Тюрьма», «Ноябрь».
Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».