Эпиталама - [10]
Госпожа Видар, потерявшая мужа в очень юном возрасте, теперь преподавала Одетте литературу и историю. Дважды в неделю она обедала у Катрфажей и проводила часть дня вместе со своей ученицей. Она давала уроки всем маленьким Дюкроке, Ивонне Селерье и когда-то госпоже де Мюра, до замужества последней; госпоже Эриар она помогала в благотворительных мероприятиях и также занималась перепиской маркиза де Перпинья по его поручению. Госпожа Видар была пунктуальна, энергична и безупречна в моральном отношении, она вставала на заре, соблюдала вегетарианскую диету и была убеждена, что никакие, самые запутанные любовные интриги, происходившие в тех домах, где она служила, не смогут укрыться от ее проницательного, бесстрастного взгляда. Родителям о своих наблюдениях она не заикалась, а вот в разговорах с Одеттой, наиболее взрослой ученицей, старалась представить мужчин в самом отвратительном свете. При этом слова, которыми она в разговоре со столь юной особой вынуждена была подменять все недвусмысленные выражения, приобретали в ее устах особо зловещий смысл.
На подступах к бульвару Сен-Мишель госпожа Видар, предполагавшая, что все прохожие одержимы духом зла, поторопила девушек.
— Пошли быстрее, — сказала она, беря под наблюдение Берту, которая с любопытством оглядывалась по сторонам.
Берте в этом богемном квартале хотелось останавливаться на каждом шагу; во всех прохожих она видела художников.
Позднее, воскрешая в памяти Люксембургский сад, вдоль решеток которого они столь стремительно проскочили, Берта вспомнила одну кондитерскую на улице Медичи. Алиса была сладкоежкой, и Берта подумала, что ради пирожных она наверняка согласится совершить с ней путешествие в этот квартал.
— Говорят, это просто необыкновенная кондитерская, — сказала Берта. — Мама по случаю дня моего рождения дала мне денег. Так что мы можем устроить небольшой, но очень веселый праздник… Маме я, естественно, ничего не скажу… В четверг я приду к тебе в три часа. А ты скажешь, что мы пошли к Мадлен, как в прошлый раз.
В четверг шел дождь. Девочки, дожидаясь омнибуса, спрятались под навес магазина. Берта много говорила и вообще была весела, она как будто пыталась пробудить в спокойной Алисе прежнего ребенка, маленькую задорную девчонку.
Когда они вошли в кондитерскую, дождь уже прошел.
— Еле дождалась, пока обслужили, — сказала Берта, неся полную тарелку пирожных.
Усаживаясь со смехом за небольшой столик, она произнесла:
— А помнишь наши карамельки?
И, чтобы в полной мере ощутить всю прелесть их шалости, добавила:
— Видел бы нас сейчас кто-нибудь!
Повернувшись к окну, Берта разглядывала через полки с пирожными идущих мимо прохожих, и вдруг ей показалось, что она увидела среди них Пакари.
— Институт права тут ведь недалеко? — спросила Берта.
— В этом квартале находятся почти все учебные заведения, — ответила Алиса.
— Ты так хорошо знаешь Париж. Гуляешь совершенно одна. Ты не видишь ничего необычного в том, чтобы прийти сюда. А для меня это целое событие…
Она повернулась к двери; в каждом входившем она надеялась увидеть Пакари, и в то же время встретить Альбера вот так, одной, ей было страшновато.
Выйдя из кондитерской, Берта и Алиса остановились, чтобы переждать поток автомобилей, затем они быстро перешли улицу. Берта купила два букетика фиалок, и они направились к Люксембургскому саду. Яркая полоса света озаряла закатное небо. Они пошли по каштановой аллее; набухшая от дождевых капель молоденькая листва сплеталась в прозрачный, бледно-зеленый, чуть светящийся в наступающих сумерках свод. Отливающий золотом сад был пропитан запахом мокрых деревьев. А вокруг за решетками, там, куда ночь внезапно опустила свои мелькающие огни, шумел грубый людской поток, такой близкий и такой бесконечно далекий.
— Уже поздно, — сказала Алиса, взглянув на крошечные часики, висевшие у нее на шейной цепочке.
— Здесь так хорошо! — сказала Берта. — Ортанс никогда не приходит за мной раньше шести.
Она смотрела на странных молодых людей, которые медленно гуляли по саду. Ей представлялось, что все они живут той бурной, вольной жизнью, о которой пишут в книгах, и она пыталась по лицу каждого прохожего прочитать его судьбу. Казалось, что прогуливающиеся горожане совсем не торопятся домой и что они останутся здесь до темноты, чтобы сполна насладиться весенним вечером.
— Давай дойдем вон до той красной клумбы и повернем обратно, — сказала Алиса.
Впереди них шла пара. Девушка пыталась отстраниться от мужчины, но видно было, что ее удерживали какие-то произносимые им шепотом слова.
Пакари здесь наверняка бывает. Берта представила, как он бродит по этим аллеям вместе с девушкой, точь-в-точь как эта пара, только что скрывшаяся из виду за деревьями, и девушка рядом с Пакари — это она сама.
Ушедшая из дому веселой, Берта возвращалась в задумчивости. В Люксембургском саду она вдохнула немного той жизни, которой так жаждало ее сердце; настроение ей подпортили только слишком уж благоразумные суждения Алисы. «Она только и думает о своем фортепьяно! И о своих занятиях, — размышляла Берта, — как можно так ограничивать себя ради какой-то карьеры!»
Романы «Эпиталама» и «Клер», написанные одним из самых ярких и значительных писателей современной Франции Жаком Шардоном (1884–1968), продолжают серию «Библиотека французского романа». В своих произведениях писатель в тонкой, лиричной манере рассказывает о драматичных женских судьбах, об интимной жизни семьи и порою очень непростых отношениях, складывающихся между супругами.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Французская писательница Луиза Левен де Вильморен (1902–1969) очень популярна у себя на родине. Ее произведения — романтические и увлекательные любовные истории, написанные в изящной и немного сентиментальной манере XIX века. Герои ее романов — трогательные, иногда смешные, покорные или бунтующие, но всегда — очаровательные. Они ищут, требуют, просят одного — идеальной любви, неудержимо стремятся на ее свет, но встреча с ней не всегда приносит счастье.На страницах своих произведений Луиза де Вильморен создает гармоничную картину реальной жизни, насыщая ее доброй иронией и тонким лиризмом.
Жорж Сименон (1903–1989) — известный французский писатель, автор знаменитых детективов о комиссаре Мегрэ, а также ряда социально-психологических романов, четыре из которых представлены в этой книге.О трагических судьбах людей в современном мире, об одиночестве, о любви, о драматических семейных отношениях повествует автор в романах «Три комнаты на Манхэттене», «Стриптиз», «Тюрьма», «Ноябрь».
Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».