Entre dos tierras - [70]

— Лин. Занят. Я. Проверяю. — кажется, мама, твою программу зациклило на отметке «Лину семь лет», и кода отладки для неё просто не существует.

— Да что ты нервная-то такая? — голос Линды поднялся на полтона выше.

Беспокойное недовольство — правда. Коварное ожидание искусного провокатора — истина.

— Я? Не, всё в порядке. Ой, тут у меня что-то связь пропадает… Ладно, до завт…

А уж обрыв соединения, мама, я за все эти годы телефонных разговоров с тобой научилась имитировать мастерски.

Но уж кому-кому, а папе позвонить стоило. И даже подрубить видеоканал, а то давно не виделись. Да и просто хотелось похвастаться цветастым индийским нарядом, зная, что Крис, в отличие от Линды, не обзовёт её сари «дешёвыми тряпками».

— О, Маша, ты ли это? — в голосе отца теплая радость и привычная фоновая усталость. Крис приветственно улыбается в объектив, и точка обзора смещается чуть выше, в динамиках слышится монотонное жужжание: наверное, новая домашняя аэрокамера, догадывается Мария.

— Нас тут мно-ого, — смеётся она, жестом подзывая к экрану Хидео и Лина, и с нескрываемым удовольствием наблюдает, как удивление на лице Криса грозит зашкалить до критической отметки.

— Какими судьбами?.. Алекс, иди сюда, тут ребята…

Не дожидаясь появления Охотника, Мария на одном дыхании выдаёт:

— Лин теперь живёт у нас.

— Ч-чего?

Резко вдохнув, Кристиан поперхнулся своим термоядерным кофе и судорожно закашлялся. Кошачьим движением Алекс метнулся к нему и пару раз стукнул раскрытой ладонью по спине.

— Что… там у вас случилось? — прохрипел Крис, хватаясь за край стола.

— Что-что, — вздохнула Мария. — Мама, что ж ещё.

* * *

— Охо-о-отник…

Далёкий зов заставил Алекса вздрогнуть всем телом. Тихий, надорванный голос друга звучал в голове, как набат. Где он? Что случилось? Бежать, надо бежать к нему, но совершенно не ясно, куда.

Обрывы скал, по которым карабкается Алекс, превращаются в небоскрёбы. Ладога — эта та же Москва-2, только вместо миллиона островов — миллиард зданий, а вместо глумливых чаек — те же чайки, только с руками вместо крыльев.

Внутри поднимается волна боли. Не такой, к которой я привык. Обычное жжение сменяется электрическим разрядом в частоте, словно кто-то снова и снова пускает импульс тока в грудь. Он прошивает её насквозь, упираясь в лопатку, долбит её и никак не может выбраться наружу. Но перебороть себя и заставить идти вперёд — не такая сложная задача.

Знать бы, куда идти…

Нет, уже даже не Москва-2. Охотник судорожно сглатывает. Это транскод, раздери тебя все соединения. И спрашивать, как это вообще возможно — не время. Улицы ночного города-под-рекой знакомы, хоть он и не бывал здесь уже несколько месяцев. Запах озона выжигает лёгкие. Оператор-невидимка начинает обратный отсчёт.

— О-овер-р… Боги Сети, где же ты…

Я чувствую, как тебе плохо. Когда у тебя в груди рвано бьётся серая птица, мой пульс зашкаливает до предельных отметок.

Перекрёсток. Охотник вдруг замирает, как вкопанный. Сердце пропускает удар за ударом, даже зараза в груди забывает о том, что нужно мучить хозяина. Опоздал…

На разорванном в клочья серебристом плаще прямо среди магистрали лежит тот, кто звал тебя. Хрупкое тело с заломленными за спиной руками. Белоснежная кожа вся в царапинах. Тёмно-фиолетовая кручёная веревка обвила ступни и запястья, с силой перетянула грудную клетку и впилась в шею. И только едва заметное свечение магистрали под Овердрайвом еще доказывает, что в задыхающемся человеке с лицом, залитом кровью из носа, теплится жизнь.

Шаг.

— Куда спешишь, Алекс? — от друга отделяется стройная тень.

Всё слишком очевидно, чтобы не верить, но уточняющий вопрос срывается с языка сам собой.

— Линда?

— Она самая, Алекс.

Облик стоящей на пути Охотника женщины странно метаморфичен. Её волосы постоянно меняют цвет с розового на фиолетовый, одежда проигрывает все писки моды за последние двадцать лет, оставляя неизменным только глянцевый блеск чёрной кожи.

— Отпусти его, — голос пытается создать мягкие интонации, но привычка берет своё — в нем всё равно шорох катаны, вытаскиваемой из ножен. — Отпусти немедленно.

— С какого …? — глаза Линды впиваются в твои зрачки как две чёрные дыры, в которых всё доброе и светлое погибает без следа. — Ты же не назвал Его своим, Алекс. У тебя нет прав на Кристиана Вебера.

Дыхание сбивается к чертям. В душе снова поднимает голову Зверь — сверхконцентрация тёмных инстинктов, который посылает в долгое пешее эротическое путешествие все мысли в коре головного мозга. Потому что Зверь точно знает, что Овер — его. И делиться с кем-то Зверь не приучен.

— У тебя тоже нет прав на него, — выталкивает из себя Охотник, стискивая кулаки. — Вы в разводе…

— Ну и что? — смеётся Линда. — И ты, и я — мы оба были на этом уровне коннекта, дорогой. Но у меня хватило ума заявить свои права, а у тебя нет. И раз ты так великодушен, то смотри…

Нет сил пошевелиться. Нет сил помешать. Я столько раз говорил «я твой, Овер», но никогда не считал себя вправе сказать привычное всем «ты мой»…

Линда обходит лежащего на дне транскода человека, опускается рядом с ним на колени. Её руки порхают, кончиками пальцев изучая каждый изгиб связанного тела. Скулы. Плечи. Излом бедра. Овердрайва накрывает дрожь.