Entre dos tierras - [66]

«Не верь ему!» — взревел Зверь, с размаху вгрызаясь в душу. Охотник закрыл глаза. Меня не пугают твои киловольты, Овер. Мне глубоко начхать на них сейчас, я сам выдам тебе на порядок больше. Ты виновен.

Кажется, последнее он произнёс вслух, потому что зрачки короля становятся большими и бездонными.

— Ты привёз отраву мне. Ты платишь за неё. Там, на Каланчёвской, я уловил связь, но не верил до последнего, — Охотник горько рассмеялся, отпуская вывернутую руку и низко склоняясь над жертвой. — А я ведь чувствовал себя виноватым, что такая обуза… Нашёл работу. Лёг под нож ради денег, которые не хотел брать у тебя.

Ну, давай, Овер, не бойся. Перед смертью не надышишься. Протяни руку, дотронься до моего нового импланта имени Г. А. Лисовского, который не дает мне спать, раскалённым железом вгрызаясь в черепушку. Всё, одного касания хватит. А теперь — конец комедии.

Зверь рванул добычу за волосы, разворачивая к себе лицом. Стон. Рывком поднять это хрупкое тело, которое столько раз за прошедшие месяцы отдавалось тебе добровольно, опрокинуть на кухонный стол и крепко прижать собой. А ведь ты даже не успел ничего предпринять, король. Или ты плохой ученик, или из меня хреновый учитель. Бутылка с остатками коньяка летит к чертям на пол. Ничего не выйдет. На твоей тонкой шее мои пальцы. Ты мне очень задолжал, ангел.

И всё-таки немного жаль, что ты оказался таким подлецом, Овер.

Чертовски жаль.

Поцелуй. Такой, которого не было никогда. И больше не будет. Охотник выложился весь, чувствуя, как силы, собираясь в тугой комок у ямки, что у основания шеи, поднимаются вверх и рвутся криком в горле.

— Тот, другой, — выдавил из себя Охотник, не пытаясь даже остановить мысль, изречённую вслух, — в транскоде… Твой двойник… Он, наверно, был прав.

Под стиснутыми пальцами бился рваный пульс серокрылой птицы.

Крис молчал. И в его глазах Алекс увидел не киловольты, а…

Не-е-ет…

Так смотрела та женщина в его квартире. Так смотрел он сам на Олесю много лет назад.

Первобытный ужас. Страх.

Алекс отшатнулся, выпуская из смертельных объятий свою добычу. Шаг назад. Два. Три. Нога вдруг теряет опору, наступив на бутылку с коньяком на донышке. В другом состоянии он бы извернулся как кошка в воздухе, удержал бы равновесие, но сейчас ни рассудок, ни инстинкт даже не попытались это сделать. Короткий миг падения на спину, испуганный вскрик Овера на краю сознания и адская боль в затылке, разбитом о дверной косяк.

И внутри подыхает зверь. И ясно уже, что анальгетик отравил не Овер. И взрывается зараза в груди.

Но, чёрт побери, где и в чём я ошибся…

Всё плывет перед глазами. Не смазывается, как обычно говорят. Все ошибаются. Слёзы помогают видеть ясней, преломляя реальность под нужным углом, выворачивают ее изнанкой к замыленным глазам. Я первый раз плачу при тебе, Овер. Прости меня за всё, но прежде всего — за эту полынную горечь, что идёт рука об руку с моим огнём…

* * *

С затаённой надеждой Рафаэль в очередной раз проверил свою личную почту, но информации от Эйрика по-прежнему было до смешного мало. Стремясь оправдать немаленькую сумму денег, полученных от Рафаэля в обмен на бессрочный шпионаж в стане врага, норвежец выслал на почту Санти все материалы, которыми его снабдил Крис, но на поверку оказалось, что это всего лишь техническое задание от какого-то НИИ, да ещё и невыразимо заумные теоретические выкладки на тему сверхдальней телепатической связи, выдержки из теории биоэлектрического взаимодействия и прочие мелочи в том же духе. Модуль связи, который дали тестировать Эйрику, не давал почти никакого представления о принципах работы программы. Оставалось только ждать, когда норвежец вновь выйдет на нужный уровень доверия с Кристианом, и тот сам ему расскажет о своём волшебном коде за стопкой чего-нибудь горячительного.

* * *

— Опохмеляться будешь? — тихий голос Криса был абсолютно серьёзен и не содержал даже малейшего намёка на издёвку. — Хотя обычно это первый признак алкоголизма, Охотник.

Алекс отрицательно помотал головой, даже не пытаясь поднять зудящие веки. Как будто песка насыпали, ей-богу.

Сколько времени прошло? Яркого света нет, но это ни о чём не говорит, просто у окон прозрачность могла быть выкручена до минимума. Голова гудела немилосердно, вместо глотки явно появился выжженный песчаник. И ещё что-то такое тягучее, чужеродное в груди вместо сердца. А, временный альянс. Совесть и Память против бедного меня. Привет, старушки, сто лет вас не видел вместе.

Глухо застонав, Алекс заставил себя приподняться на локтях и принять хоть и неустойчивое, но полувертикальное положение. Пульсирующая боль в затылке отозвалась радостным воплем команчей, вышедших на тропу войны. Опять угораздило вляпаться в историю… Кажется, я понял огромную разницу между нами, Крис. Вся моя жизнь выходит мне боком на физическом уровне. То перерезанные вены, то вспышки боли в груди, то звон в голове наутро от коньяка. Но при всём этом нижние слои моего «Я» остаются такими же, как и много лет назад… Редко, очень редко, душевная боль оказывается настолько сильной, чтобы задеть эту глубину. Задеть, но не изменить. А вот по тебе почти никогда не определишь, что скрывается там, внутри. Всегда — или почти всегда, ты под бешеным самоконтролем, и в тихом омуте черти водятся…