Entre dos tierras - [62]

«Ненави-и-ижу тебя-а-а…», — мысленно кричит Олеся. Дыхание уже перехватило, тела нет. Полная свобода и абсолютный плен. Нет, Алекс, я выдержу. Ты будешь стёрт из моей памяти. Сейчас или никогда.

Та. Самая. Ночь.

Которая не даёт мне покоя.

Которая мне показала другого тебя. Настолько не-Алекса, что я не смогла это принять.

Которая дала мне Шанс заполучить тебя с потрохами, а я по глупости думала, что это не нужно, что ты и так мой.

В тёмной спальне нет никого. Ещё слишком рано, всего одиннадцатый час ночи… О, ты, конечно, думаешь, что я ничего не знаю. Впрочем, я старательно поддерживаю в тебе эту мысль. Да-да, милый Алекс, это вовсе не болтовня с Кристианом Вебером о всякой ерунде, а деловые контакты. И не бурная переписка ночь напролёт с ним же, а код нового модуля.

Мелькает шальная мысль: «А почему я, собственно, ни разу не устроила тебе скандал за эти бдения до пяти утра? Ведь имела право. Может, всё дело в том, что не загорелась внутри лампочка с подписью „Измена“? Где это видано, чтобы абсолютно нормальный мужик залипал на другого… Не отрицаю, чертовски красивого, элегантного и аристократичного Другого. Мне Кристиан и самой нравился. Было в нём что-то гипнотическое. Какой-то стальной стержень внутри, который гибок при этом, как тростник. И воля к жизни. Я точно не ошиблась, когда сказала ему, что доживёт он до правнуков. Наверно, ты, Алекс, уже больной тогда, чувствовал это и тянулся за Вебером изо всех сил…».

— Не отвлекайся… — в хриплом шепоте пана Лисовского напряжение. Значит, ты всё-таки решился смотреть этот фильм вместе со мной… Я смогу удивить тебя, пан.

Внезапный грохот на кухне рвёт тишину квартиры в клочья. Летит в дальний угол яростно захлопнутый ноутбук, но это я узнаю только утром. А пока… Алекс матерится. Трудно из спальни разобрать слова, но есть что-то в этих обрывистых рубленых фразах про собственную жизнь, слишком умных людей, которые решают за него, и бренность бытия. Но это всё я различаю почти интуитивно, ибо нецензурные конструкции, выдаваемые тобой под грохот посуды, сгружаемой в мойку, всё больше усложняются. Звонкие щелчки выключателя. Шум воды в ванной. Как всегда ты подвис там надолго, счета за воду приходят с неприличными суммами в графе «К оплате». Настежь распахнутая дверь в спальню, твой силуэт в жёлтом прямоугольнике света.

Темнота. Чёртова темнота. Ты никогда ложишься при свете.

Обжигающе горячее тело рядом ещё пахнет свежестью близкой воды.

Тело Олеси охватывает дрожь. Снова, как в зацикленной программе, накатывает волна возбуждения. Алекс… Ты здесь, рядом со мной. Непривычный час. Непривычный напор. Непривычный ты.

Жадный поцелуй, будто ты хочешь упиться мной, утолить какую-то неведомую жажду. И мой ответ только провоцирует новую вспышку твоего тела. Крепкие руки мнут меня, как майский цвет. Интуиция, прежде чем ее затыкает страсть, успевает подсказать, что неспроста этот огонь, что причина не в тебе, Олеся, она там, на кухне, и в сердце Алекса… Но к чёрту все мысли. Наши ночи так редки, что не до причинно-следственных связей.

Судорожный вздох. Смотри, пан Лисовский. Может быть, завтра я не увижу ехидной усмешки на твоих губах. Может быть, ты всё-таки поймёшь, какое солнце я потеряла.

Алекс вдруг замирает, удерживая Олесю в своих объятиях почти на весу. Осторожно отпускает. Готовое сорваться в седьмое небо сознание ухает в пропасть с трёхэтажным матом. Почему ты остановился, чёртов Охотник? Чего тебе не хватило?

Крепкое объятие, из которого не вырваться. Его дыхание обжигает щеку, а бедро недвусмысленно намекает, что остановка умышлена.

— Олеся… — хриплый шёпот, срывающийся голос.

Я молчу. Я знаю, что это верный способ узнать всё. Вопросы только отдаляют тебя.

— Я хочу… быть… твоим.

Что???

В руки ложится узкая полоса бархата. С трудом давлю в себе желание поинтересоваться, какого хрена вообще происходит и почему именно я в это влипла. Нет, я знаю, о чём ты просишь, но тебя явно подменили, Алекс…

«Или показали настоящим», — шепчет Лисовский и тут же просит прощения. О да, я в курсе уже, спасибо.

Молча связываю протянутые мне руки. Бархатная полоса ложится в знак бесконечности вокруг широких запястий, перекрутить концы, затянуть узел. Рывком затянуть, чёрт побери. И не спрашивай, откуда я это умею.

И когда ты забрасываешь связанные руки за голову, меня накрывает паника. Пульс барабанной дробью отзывается в висках, мгновенно поднимаясь до запредельной частоты. Мне не в новинку роль доминантки, ты и раньше позволял мне это, но в сумерках этой ночи таится что-то запредельно откровенное. В твоих глазах, которые так близко сейчас ко мне, я вижу, как тухнет пламя, они становятся хрустальными. И я ничего не понимаю… Зачем ты соглашаешься на это, если не хочешь, если я этого не требую? Мне вообще, если честно, это не нужно. Верёвка на запястьях — пикантная деталь, не более того. Или нет?..

Нетерпеливое движение твоего бедра обрывает мысли. В конце концов, когда ещё выпадет Шанс.

Я делаю с тобой всё, что хочу, Алекс. Ты дышишь, как подбитая птица, порой сквозь твои стиснутые зубы вылетает стон, и я ловлю его своим поцелуем. Пробежаться пальцами по груди, чувствовать дрожь твоего тела. Быть моим, значит. Ты не обидишься, если я пойму это совсем буквально? А впрочем, ты ведь связан, зачем я спрашиваю.