Энрико Карузо: легенда одного голоса - [24]

Шрифт
Интервал

«Е lucevan le stelle» — «Тоска» Д. Пуччини (Ария Каварадосси из 3-го акта),

«Recondita armonia» — «Тоска» Д. Пуччини (Ария Каварадосси из 1-го акта),

«Le Reve» — «Манон» Ж. Массне (Грезы де Грие из 2-го ак­та),

«Siciliana» — «Сельская честь» П. Масканьи (Серенада Туридцу из 1-го акта),

«Di quella pira» — «Трубадур» Д. Верди (Стретта Манрико из 3-го акта).

Популярность этих пластинок обеспечила Энрико его пер­вый контракт с фирмой «Victor». В студии в Кэмдене (в Нью-Джерси) он пел в небольшой квадратный рупор, соединенный со звукозаписывающей машиной. Оператор, управлявший ма­шиной, находился за перегородкой. Он подавал сигналы через небольшое окошечко. Заходить за перегородку никому не раз­решалось, так как техника записи составляла тайну компании. Музыканты, аккомпанировавшие Энрико, сидели позади него на табуретах разной высоты. Это позволяло соизмерять силу звучания певца и оркестра, так как усилителей в то время не было. Он начинал с того, что пропевал вещь с оркестром. Затем указывал, что нужно изменить, и пел снова.

— Хорошо, теперь начнем, — говорил он и подавал знак опе­ратору.

Энрико сразу же прослушивал запись и обсуждал ее с мис­тером Чайлдом. Хорошо ли записано? Понравится ли публи­ке? Запись сразу же портилась, потому что была восковой, и приходилось петь еще раз. Иногда скрипка звучала слишком громко, и тогда скрипач пересаживался подальше. Если Энрико не удовлетворяло звучание голоса, он настаивал на том, чтобы произвести новую запись. В конце концов, часа через два, достигался желаемый результат. Делалась медная матри­ца, с помощью которой штамповались пластинки. Он не запи­сывал больше двух-трех вещей за один раз и, как бы ни торо­пился домой, не спешил и не удовлетворялся тем, что можно было улучшить. Через два дня мистер Чайлд приезжал в Нью-Йорк и Энрико еще раз прослушивал записи. Он подвергал их самой тщательной проверке. Они спорили из-за каждой ноты, и если не приходили к соглашению, Энрико возвращался в Кэмден, чтобы начать все сначала. Однажды он много раз пропел соло «Cujus animam» («Чьей души») из «Stabat Mater» Д. Россини, чтобы добиться удовлетворившей его записи, по­сле чего подарил измученному трубачу жемчужную булавку, сняв ее с галстука.

Вы заслужили награду, — сказал он, — я думал, вы не вы­держите до конца.

Хотя Энрико не говорил, что отдает предпочтение какой- нибудь опере или романсу, он выделял некоторые из своих за­писей. Из неаполитанских песен он больше всего любил «А vuchella» («Милые уста») Ф.П.Тости и часто пел ее в концертах на бис. Из арий он предпочитал «Rachel, quand du Seigneur... « («Рахиль, когда Господь...» — ария Элеазара) из «Еврейки» Ж.Ф. Галеви, а из дуэтов — «Solenne in quest’ora» («Торжествен­но в час сей...») из «Силы судьбы», записанный с А. Скотти.

Дома он часто слушал пластинку с записью песни «Love me or not» («Ты любишь меня или нет»). Он пел ее по-английски и называл «песней нашей любви». Чтобы научить Энрико правильно произносить текст, я читала ему его по слогам, вы­говаривая их медленно и отчетливо. Когда он усвоил произно­шение гласных и согласных, то записал этот текст своим пре­восходным почерком. Он любил все, что относилось к песне «Over There» («В дальний путь»): слова, музыку, стиль, самого Кохана.

Однажды Джордж М. Кохан обедал с нами. Он ел сухое пе­ченье, пил молоко и рассказывал невероятно смешные случаи из своей жизни мягким, меланхоличным голосом. Энрико не­редко слушал записи джазовой музыки.

— Это забавно и интересно, — говорил он.

Он любил песни Виктора Херберта и самого автора.

— В них есть мелодия, — говорил он, — а это самое главное в любой музыке. Величественное «Largo» Генделя глубоко вол­новало его. Простые песенки, вроде «Сатрапе е sera» («Вечерние колокола»), как бы переносили его домой - в Италию. Ему казалось, что он снова слышит звон монастырского колокола в тихий летний вечер. В качестве свадебного подарка компания «Victor» прислала нам шкаф-граммофон, покрытый черным с золотом китайским лаком. К внутренней стороне его крышки была прикреплена золотая пластинка «La donna e mobile» (Пе­сенка Герцога из «Риголетто» Д. Верди) — первая вещь, напетая для компании в 1903 году. К январю 1920 года гонорар, выпла­ченный компанией Энрико, составил сумму 1 825 000 долла­ров.

Была середина декабря — время, когда предстояло родиться нашему ребенку. Мы перебрали сотни имен, но лишь в ночь накануне рождения девочки Энрико внезапно решил, что ее нужно назвать Глорией.

— Потому что она будет венцом моей славы, — сказал он.

Она родилась в половине одиннадцатого ночи 18 декабря 1919 года. Первые слова, услышанные мной, были:

— Дорогая, это маленькая девочка.

Держа ее на руках, Энрико сказал, что кроме имени Глория, она еще будет зваться Грацианной в честь его матери, которую звали Анной, Америгой, потому что родилась в Америке, Вик­торией, поскольку мы выиграли войну, и Марией в честь девы Марии.

Энрико заказал шампанское для всех служащих отеля и дал на кончике мизинца капельку Глории. Он был бесконечно сча­стлив. На следующий вечер, когда он пел в «Любовном напит­ке», с галерки кричали: «Viva рара!» («Да здравствует папа!»). Месяц спустя как-то утром мы зашли в детскую посмотреть, как Нэнни купает и одевает ребенка.


Рекомендуем почитать
Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.


Последний Петербург

Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.


Принц в стране чудес. Франко Корелли

ФРАНКО КОРЕЛЛИ и оперное искусство его времениВ России, как и в любой стране, где популярна оперная музыка, великий певец XX века Франко Корелли — один из самых любимых и почитаемых. Тенор с феноменально мощным голосом, поражавший полнозвучием и мастерством фразировки при легкости звукоизвлечения, он обладал еще и очень красивой внешностью, что способствовало его сценическим успехам.В книге, кроме подробнейшего исследования творчества Корелли, предпринята попытка рассмотреть своеобразие личности и артистической манеры певца сквозь призму оперного исполнительского искусства его времени.