Енисейские очерки - [50]

18 октября. Мороз. Ездил на ту сторону снимать капканы. Утром мотор так замерз, что пришлось разводить костер и жарить его, как барана. Добыл четырех Петек (глухарей). Первого стрелял и "испортил", он улетел куда-то с моей пулькой. Алтус вспугнул его на краю тундры. Глухарь меня не видел, взлетел, смешно хрюкая и, косясь на Алтуса, взгромоздился на листвень. Когда я возвращался — нашел его истекающим кровью на своей дороге далеко от этого места. Совпадение.

19 окт. Ветер.

22 окт. Сегодня утром мимо избушки пробежал Волк. Пришел сверху, увидел лодку, поднялся по ручью и "ушел в хребет". Сообщил Алтус, который скакал козлом, лаял, носился, озирался на хозяина и задирал ногу у каждого деревца. Ходил в сторону Майгушаши. Попало два соболя.

25 окт. Пришел с Майгушаши мокрый, как мышь. Абсолютно мокрый. С полными воды калошками бродней. У меня девять соболей. Волк опять тут. Гнал навстречу мне зайца, которого Алтус на свое счастье перехватил и угнал. Волк услышав нас свернул. Погода ноль градусов. Снего-дождь. Не устроить ли завтра выходной?

26 окт. Возможно настоящим писателем становятся, когда перестают существовать в настоящем, когда начинают творить из прошлого для будущего, когда невозможным становится жить настоящим, жить вне этого творчества. Сегодня О, снег, дождь, выходной, первый почти за три недели. Думал о противоречии между теплым нутром избушки, ее условными стенами, вещами, уютом и тем, что снаружи.

27 окт. Добыл норку. Сидела на елке над Алтусом. Минус 15, корка, она, видимо, не смогла занырнуть под снег. Ходил вниз. Добыл каждой твари по штуке: норку, белку, копалуху и соболя.

Ребенок недооценивает важность жизни родителей. Ему, как и всякому человеку, кажется, что самое главное это его жизнь, а что родители, которым уже какое-то огромное количество лет — это все прошлое. Ребенок только когда вырастет, догадается, что пока он рос, спал, играл, родители жили жизнь, веселились, плакали, пили, работали, проживали что-то смертельно важное и главное, проживали счастливую и горькую середину жизни. Но все важно. Все остается, не пропадает.

О шуге. В теплые дни — черная вода, штришки, плиточки, очень тонкие, все — серебро. В мороз река шероховатая, с зеленью.

Сегодня первый раз на лыжах. Снега мало. Корка. Собака бегает поверху.

1 ноября. Пришел сегодня с Майгушаши. Напугала и выгнала оттуда теплая погода, снег, задувший юг. Вывалило сантиметров 20. Утром, правда, уже дул запад, но я поспешил удалиться сюда. Был на голицах, а не на камусных. С утра сильно подлипало, тем более в гору. Возвращался за куском мыла /натирать лыжи/. А днем стало разъяснивать и сейчас 27 градусов. Как хорошо тут! Чем глубже в зиму — тем лучше настроение. Небо в звездах. Они поражают своим обилием, своим щедрым присутствием. Мигают. Дело ли двигается / у меня 18 соболей, сегодня добыл четырех/?

Стихов не пишу. Придумал, правда, кучу строк для цикла дольников о России. О болотах, звездах и бабушке… "Будто я до рожденья слышал замирающий крик желны".

Радует зимняя морозная застывшесть. Настороженный неделю назад капкан выглядит, как будто его насторожили час назад, все замерло, следы лыж вокруг, упавшая веточка. Радует, как попытка остановить время.

Когда уходил на Майгушашу, забыл вылить воду из ведра. Чувствовал, когда собирался, что что-то не так, а забыл. Вспомнил, когда подходя к избушке стал представлять, что буду сейчас делать, как пойду, к примеру, по воду. Очень расстроился, не столько из-за самого ведра /и в размороженном можно воды принести/, сколько из-за самой промашки, из-за непорядка. Была надежда, что его не успеет разорвать. Так и вышло. В ведре же подо льдом остался шар воды, как бы лежащий на дне. Ведро стояло на деревянном полу. Дерево и в мороз греет.

Может настроение к зиме улучшается, потому что отвыкаешь от людей, но вряд ли в этом дело. Накатывает ностальгия по виденному в тайге же, но в уюте прошлых лет. Радует уже виденное. То прохладное солнце в дымчато-серебрянных полосах облаков, то застывший лед на реке. Лед вообще радует. Упрощается дорога. Все близко и прямо. Ходить легко. За окном шумит шугой Тынеп. Это хорошо. Хорошо, когда вообще что-то происходит, воет ветер, идет дождь или снег, трещат дрова. Еще в зиме здорово — вспоминать о встречах с товарищами.

2 ноября. Утром 40 градусов. Днем 33, сейчас 40. Что будет к утру — сами понимаете. По радио обещали 48. Ходил в хребтик. Специальный хребтик за Порокой, где всегда добудешь соболя, если не ходить туда часто. Все утро стояла в тайге мертвая морозная тишина. Алтус плелся сзади. Я прошел далеко. Было скучно. Пришел в хребтик и сел пить чай у выворотня. Пошел обратно. И тут же свежий след соболя, который был немедленно добыт. Видел след россомахи.

Тынеп парит, шумит, выглядит жестоко, будто течет железо, течение быстрое, видно дно, камни с налипшей шугой взрезают воду, льдины со светлой обезвоженной шугой наверху. Окна черной воды, тут же берущейся салом.

А Алтус с утра не хотел идти впереди. Подымал прищемленные морозом лапы, но потом, как я и думал, разогрелся и делал все как надо.