Енисейские очерки - [49]

Алтуса я посадил в лодку, чтоб больше не убегал, а Пулю пустил по берегу. Сначала она бежала, а потом вдруг я потерял ее из виду и навсегда, потому что не было времени ее искать.

Я подъехал к Тынепу. Шивера кипит и впечетляет своей мощью, но воды мало. Я оставил на берегу большую часть груза и поднял шиверу, причем мотор опять заглох, правда в неопасном месте возле берега. Тут я ему от души почистил карбюратор и он больше не глох. Потом я часа полтора или два таскал груз и жалел, что разгрузился. На этой лодке очень плохо ездить по порогам. У нее тупая обрезанная корма и она не развивает скорости из-за того что мотор хватает воздух. Кроме того она короткая, вообще маленькая и поэтому все время оказывается перегруженной.

Наконец я загрузился где-то в пол-четвертого и поехал вверх и эти мелкие места до порога дали мне прикурить. Два или три раза пришлось тащить лодку. Потом я поднял порог и поехал уже веселее, вспоминая слова Толяна, что после порога "уже дома будешь". Правда, было все равно очень мелко и я то и дело хрустел по дну "защитой". Было холодно, на прямом плесе дул встречный ветер и я так закоченел, что у меня стало ломить спину. При этом я чувствовал, что можно еще сильнее замерзнуть и все равно ничего не произойдет.

Странными и красивыми показались эти красные яры в поворотах перед Островом. Странно возвращаться после разлуки в любимые места. Все думаешь о том, как же они без тебя все это время существуют и о том, что что-то теряешь, проводя жизнь не с ними. Видишь сдержанную гордость их одиночества и чувствуешь обиду в этих берегах, в неподвижных подробностях деревьев и камней…

Тут стал все больше задувать ветер и поклевываться снег. В избушке на Острове я грелся и пил чай. Вся эта дорога, ожидание на Холодном (где Бахта стояла, когда мы подъехали), гадания на снег или на дождь, изучение профилей на случай ранней зимы, все это подвымотало. На Острове отлегло. Шуги в Тынепе было тоже много, но она была более мелкая и мягкая. Не то что в Бахте. С Тынепа недалеко от устья было видно, как плывут по ней, словно лебеди большие белые льдины. Вспомнил я, как спешно сорвался утром Толян с Молчановского на Холодный, боясь что опять забьет льдом Ворота.

Сегодня утром шел снег, который, пока я ехал к Ручьям перешел в дождь, как бы размывая опасность того, что все опять станет. Воды в Тынепе мало, пришлось опять кое-где тащиться. Правда, была бы нормальная лодка — доехал бы так, не вылезая. Ну, Тынеп! Воды мало, а в шиверах течение бешеное. Особенно в Пороге. Там я тоже на всякий случай разгрузился, чтобы не искушать судьбу. Приехал под дождем, мокрый. К избушке заехал сверху, там был сплошной лед между берегом и островком, я полчаса или дольше его крушил, сломал лопасть у винта, залил сапоги, а потом выяснилось, что снизу можно было нормально проехать по промоине, не видной из-за островка.

Дождь, дождь, дождь. Вода подымается — радует. На стене связка ламповых стекол — как чурчхела.

10 окт. Дождь, дождь, дождь. Нашел катушку для спиннинга. Добыл на три заряда пять крохалей. Они сплавлялись вниз /я пошел было к лодке/ и зарулили к бережку, сидели там бедняги, причесывались… Я подкрался к ним тайком от Алтуса, пряча от него ружье. Когда выстрелил, думал, что убил только трех, остальных заметил потом, когда возвращался, поймав первого внизу в начале шиверы. Поймал ружьем, заливая сапоги. Был рад, что на первое время с едой.

Дождь. Как знакомо все это. Скорее бы мороз, зима, работа, а не эта езда по воде. Завтра надо ехать на Майгушашу. Вода прибывает. Да, в жизни все больше и больше забот, на красоту нет времени. Ее заслоняют, портят заботы. Читаю без интереса "Котлован" в журнале.

13 окт. Приехал с Майгушаши. Дождь. Там таскал груз по рыхлому снегу. Первую ночь спал, завесив дверной проем рубероидом. Потом сделал дверь из трех плах, выпиленных позапрошлой весной. Они так и стояли, как я их поставил, только просохшие и обветренные. Вчера вечером повалил снег, сегодня утром — опять дождь. Сегодня примчался сюда пулей, мокрый как мышь. Проскакал по трем порогам в считанные секунды, вспоминая, какой копоти они дали мне, когда подымался вверх с грузом. В главном длинном пороге я не мог поднять центральный слив, пришлось найти боковой. Длинная шивера ниже поражала тугой прозрачной водой и под ней — камнями в ярко-желтом мхе.

Сейчас я на Ручьях в большой избушке. Здесь всей душой и телом отдыхаю, даже неохота серьезно читать: и так отлично. Как-то отпустило: продукты на Майгушаше, завтра поеду на Остров снимать капканы. Ни о каком творчестве говорить пока не приходится, жду зимы, порядка, распорядка. Думал о том, что хочется чего-то сильного, вечного. Как хорошо в обжитых местах, на знакомой реке, в своей избушке! Оказалось, что я потерял /спутал/ день, завтра 14.

17 окт. А я считал, что 16. Спутало радио, передающее вчерашние программы. С утра был еще на Острове. Чистил карбюратор от льда, потом плюнул и поджег его, он сразу заработал. Минус десять. Очень высокая вода, как весной. Ехал вверх, не жалея мотора, заставляя его "орать", как гоночный в порогах, чтобы хоть как-то двигаться. Ехал вдоль берега, экономя бензин /бешеное течение/, по шуге, по весенней воде, вдоль снежных берегов. С лодки заметил на берегу в лесу соболя, он смешно скакал, подпрыгивая. Принял меры. Заколел как пес. Стал отниматься палец и пришлось прямо на ходу разуться и тереть его рукой всю дорогу. Сам над собой смеялся: все руки заняты, в одной румпель, в другой палец. Подо мной обледенелая деревянная лодка, а вокруг белая пена и зеленое крошево шуги. После чая сбегал в лес и добыл еще одного соболя, у него, правда был черный хвост. Слышал какую-то сову. У-у-у! У-у-у!