Энергия заблуждения. Книга о сюжете - [96]
Треплев, как давний его знакомец Гамлет, сделал пробу искусства.
Он построил театр на берегу озера, дал женщине свою рукопись, чтобы она читала.
Публикой были Треплев, Тригорин, мать Треплева, еще одна женщина, она любит Треплева.
Драма рассказывает о том, как исчезает мир, как вытаптывается лес, умирают все.
Даже куропаток не осталось. Вымерли все. Только у милой Заречной есть душа, но с ней разговаривает Дьявол с угрозой, обыкновенный Дьявол с человеческими ногами – это я додумываю ему костюм.
Дьявол прототип Потапенко, Боборыкина – все неплохие люди.
Убийцы истинного.
Переговоры между Треплевым и его матерью, которые я не привожу дословно, напоминают переговоры Гамлета с королевой, она не верит сыну, она смеется над киевским мещанином, человеком, который не имеет даже платья.
А люди смеются. Тогда еще в Бразилии не погибли леса, тогда не было автомобилей и воздух над городами был чище, а снег был белым.
Треплев разбит.
Он переживает неудачу пьесы.
Аркадина старая любовница Тригорина. На несколько минут мать берет пример с Треплева, потому что ей его жалко. У Треплева подрезаны крылья.
Идет великий рассказ Чехова о гибели зеленого мира.
Великий режиссер Станиславский перед этим ставил Гауптмана. Там дело тоже было у озера, в театре остались лягушки, они хором квакали; когда драма Чехова была осуществлена, режиссер пустил около сцены кваканье лягушек.
Чехов протестовал.
Режиссер сказал: ведь это реально.
– Но у меня искусство, – ответил Чехов.
Здесь было много недоговоренностей. Кваканье лягушек должно было умереть над озером, потому что умерло все живое.
Треплев продолжал писать; его печатали. Девушка, которая его любила, рассказывала потом, что приходили журналы, приходили деньги, а потом приехал Тригорин.
Девушка печально говорит, что в пьесе Треплева не разрешается страдать.
Теперь мне надо привести слова из «Гамлета» – в пьесе: Аркадина (читает из Гамлета). «Мой сын! Ты очи обратил мне внутрь души, и я увидела ее в таких кровавых, в таких смертельных язвах – нет спасенья!»
Треплев (из Гамлета). «И для чего ты поддалась пороку, любви искала в бездне преступленья?»
Все на своих местах.
Король на своем зыбком, оспариваемом троне, он еще описывается, как плохая декорация, он – король.
Тогда Треплев, который и есть Чайка, убитая Чайка, стреляется, в то время как мама играет в лото на маленькие суммы.
Хорошо, что Нина осталась жива, но драма во всех театрах мира, на мой печальный взгляд, недоувидена. Треплев застрелился. Он погиб, как та Чайка, которую мы видим у озера.
Жив Толстой.
Жив Пушкин.
Жив Чехов.
Вероятно, «Чайку» нужно ставить у озера.
Но дело в том, что там небывалое. Небывалое обычное, небывалое, которое можно показывать только людям, которые умеют смотреть, людям, которые летают, как чайки, а не ходят по камням, как рассудительные вороны и традиционные голуби.
У голубей, кстати, есть женский род: голубица, голубка.
Голубица – другая птица, из другого рода; голос у нее другой.
II
Художественные произведения живут, все время изменяясь.
Как говорили и как стало почти забытым, никто не может два раза войти в одну и ту же реку – сменяется вода.
Сменяется не только вода реки.
Сменяется температура воды, ширина и сила течения.
И, кроме того, так как это река, рожденная другим косым дождем, разрешите небольшое отступление.
говорил Маяковский прекрасным своим голосом, —
Это сперва не было напечатано как стихотворение.
Теперь живет.
Живет косой дождь; обращаясь на пути, пройдя через родную страну, становится в конце концов водой океана, откуда его путь тоже ясен.
Я повторю.
Другими словами.
Вот это явно лишние слова.
Я говорил уже, Треплев из той же реки, на берегу которой жил и погиб Гамлет.
Крепкий, любящий мать, искушающий убийцу при помощи театра, вызывающий боль Гамлет, когда он при помощи театра убедился, когда он поверил в театре тому, чему он не хотел верить тогда, когда это сказал призрак, тогда он сказал, что мир «вывихнут».
Мир не вывихивается – навсегда.
Мир выздоравливает в литературе; создает новый сустав.
Но жизнь, продлеваемая искусством, изменяет свое восприятие.
Жизнь, изменяющая рамой себе свое восприятие.
Она иначе видит прошлое, иначе предвидит будущее, иначе страдает за настоящее.
Гамлет вызывает мать на суд сегодняшнего дня, он упрекает ее, говорит ей об ее ботинках, реальных ботинках, которые носит эта королева.
Она еще не успела износить парадные ботинки, в которых шла за гробом мужа, и уже забыла его.
Треплев – это очень понятно, это молодой Гамлет, потому что Чехов непринятый писатель, освистанный за показ героя, нового, героя новой пьесы.
Это самый настоящий бродячий сюжет.
Тема Ореста, который должен отомстить за смерть отца. Отец убит по воле матери. Тема переходит к Гамлету – она расширяется.
Как тема о том, что мир вывихнут, как установил Шекспир.
Эта тема упоминается и переосмысливается Чеховым в «Чайке».
Но для Аркадиной ее Гамлет, ее сын, который презирает Тригорина, для Аркадиной негодование сына если не комично, то, во всяком случае, ничтожно.
«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.
« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».
Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.
Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.
В двадцатые годы прошлого века Всеволод Иванов и Виктор Шкловский были молодыми, талантливыми и злыми. Новая эстетика, мораль и философия тогда тоже были молодыми и бескомпромиссными. Иванов и Шкловский верили: Кремль — источник алой артериальной крови, обновляющей землю, а лондонский Сити — средоточие венозной крови мира. Им это не нравилось, и по их воле мировая революция свершилась.Вы об этом не знали? Ничего удивительного — книга «Иприт», в которой об этом рассказывается, не издавалась с 1929 года.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.