Энергия кризиса. Сборник статей в честь Игоря Павловича Смирнова - [81]

.

Как уже говорилось, пиком Элевсинских мистерий считалась эпоптейя — «акт зрительного восприятия света»[506]. Фрейденберг, равно как и другие ученые (Клагес, Кереньи и другие), подчеркивает, что исток платоновского созерцания идей кроется именно в эпоптейе. Созерцание идей оказывается центральным событием и в «поездках за город». Зачастую все действие состояло во взирании, при этом было не всегда понятно, во что именно следует вперять взор, ибо, по замыслу устроителей, медленно возникающий в поле зрения объект попадал из зоны невидимости в зону неразличения и бывал почти неотличим от фона. Таким образом, смотрение сопровождалось интеллектуальными усилиями. Для того чтобы впечатление от зрительного опыта было неожиданным, «остраненным», организаторы употребляли особые средства, предваряя появление объекта напряженным ожиданием этого появления: «Мы используем прием постепенного выведения объекта восприятия… из невидимости… Если до сих пор мы имели переживание чистого ожидания, то теперь… начинается процесс усиленного смотрения»[507]. Если в мистериях посвященные лицезрели явление божества, то «появление» в «Коллективных действиях» было неопределенным, апофатическим[508].

В книге «Образ и понятие»[509] Ольга Фрейденберг о зрительной стороне античных ритуалов пишет следующее: «Мифологические представления породили еще в глубокой древности особые мифы и действа, в которых изображались сияние солнца и его временное помрачение. Основой таких действ служила зрительность: часть общины изображала в лицах „сияющую красоту“, а другая часть взирала на изображаемое. Анарративные образы, представленные в виде малоподвижных „персон“, то есть вещей, масок и олицетворявших вещи людей, не имели ни сюжета, ни действия; их сущность заключалась только в виде „появлений“ или „уходов“ световых инкарнаций. Моменты сияний, или „чудеc“, вызывали „явление“, то есть свечение, свет, — на диво дивовались. Инкарнации света имели свою „изнанку“, свои „подобия“ в виде „тени“ — призраков, мрака, тумана, туч и т. д.»[510]

Такого рода «анарративные» «появления» и «уходы», но снабженные аурой неопределенности, с самого начала становятся основой «Коллективных действий». Правда, в акции «Появление» концептуальное «диво» было не только лишено особого «свечения», погруженное в безликий, холодный снег[511], но еще и снижено до обыденщины вторжением советского бюрократического ритуала: «Зрителям были разосланы приглашения на акцию „Появление“. Когда приглашенные собрались (30 человек) и разместились на краю поля, через 5 минут, с противоположной стороны, из леса, появились двое участников акции, пересекли поле, подошли к зрителям и вручили им справки („Документальное подтверждение“), удостоверяющие присутствие на „Появлении“»[512].

Монастырский пытается и далее отрабатывать феномен «появления»[513], инициируя через шесть лет акцию «Десять появлений» (1981) — и на этот раз на заснеженном поле: «Вернувшимся участникам устроители акции раздали фотографии (30 × 40 см), наклеенные на картон. На каждой фотографии изображался тот участок леса, куда ушел в начале акции получающий фотографию участник и едва различимая вдали фигура человека, появляющегося из леса. Фотографии были снабжены этикетками-подписями, на которых значились фамилии авторов акции, название ее — „Десять появлений“ и событие, изображенное на фотографии, например: „Появление И. Чуйкова первого февраля 1981 года“, т. е. под каждой фотографией указывалось „появление“ того участника, кому она вручалась. Эти фотографии были изготовлены за неделю до проведения акции: устроители акции снимались в „полосе неразличения“ по тем же направлениями, по которым во время акции были направлены участники и откуда они затем появились»[514].

Квазибюрократические «документальные подтверждения», раздаваемые участникам акций, могут быть интерпретированы как реликты тайных священнодействий. Эти документы можно расценивать как удостоверения в прохождении инициационного обряда. В мистериях, как известно, могли участвовать только те, кто прошел обряд посвящения. Так называемые «профаны» не допускались к участию под угрозой казни; некоторые прохожие, случайно оказавшиеся в «священном» месте, гибли по непонятным причинам. Соприкосновение с сакральным было смертельно опасно для того, кто не был к этому подготовлен специально. Неслучайно Элевсинские мистерии состояли из двух частей: первая, подготовительная, проводилась весной, а собственно «Великие Мистерии» проходили в сентябре-октябре и к ним допускались только те, кто прошел подготовительный весенний обряд[515].

В «Коллективных действиях» посвящение формализуется в буквальном смысле слова, превращаясь в бюрократически окрашенную констатацию присутствия на месте акции. Такое формализованное посвящение становится зачастую единственным содержанием подмосковной мистерии, а именно: в том случае если акция состоит только в том, чтобы выдать участникам листки, на которых обозначены время и место действия («Появление»). С другой стороны, в «поездках за город», как и в мистериях, можно обнаружить многолетнюю подготовку участников к действу. К тому же одни действа отсылают к другим, а документация уже проделанной акции используется для конструирования последующих «Коллективных действий».