Энеида - [33]

К Юноне на плечо Зевес.

Как дурень, чмокался, лизался,

К супружнице со скуки лез.

«Гляди, — сказал он ей в угоду, —

Как Турн дает троянцам ходу!

Они пустились наутек.

Венера — тьфу перед тобою.

Ты дивно хороша собою!

Всяк ладит на тебя силок.

Бессмертие мое ярится,

Роскошной ласки жду, дрожа.

Олимпа и земли царица!

Юпитеру ты — госпожа.

За смачный поцелуй твой сразу

Весь мир получишь без отказу».

Вздохнув, богиню стиснул так,

Что вместе с ним сама Юнона

Едва не сковырнулась с трона.

Зевес набил себе синяк.

Хотя на хитрости пуститься

Матерой вздумалось лисе,

Юнона, козырь-молодица,

Уловки разгадала все.

«О ты, — сказала, — светоч ярый!

О езуит Олимпа старый!

Речей медовых зря не трать.

Уже давно меня не любишь,

А только с пьяных глаз голубишь.

Не подсыпайся! Полно врать.

Напрасно ты меня морочишь.

К чему туманить белый свет?

Как с девочкой балясы точишь!

Мне, знаешь ли, не двадцать лет.

Тебе не стану я перечить,

Но ты не позволяй увечить

Троянцам Турна моего.

С отцом он должен повидаться

И перед смертью попрощаться.

Мое желанье таково!»

Сказала — и впилась в Зевеса,

За поясницу обняла,

И свет померк в очах — завеса

Обоим на глаза легла.

Размяк Зевес, как после пару,

И вылакал подпенка чару.

Ни в чем Юнону не стеснял.

Она с ним в котика играла,

А в мышки так защекотала,

Что он раскис и задремал.

Все олимпийцы без изъятья

И громыхающий их пан,

Нимало не стыдясь, без платья

Гуляли, на манер цыган.

Нагая, как ладонь, Юнона

Скатилась тут же с небосклона

И парубком оделась вмиг.

Призвав на помощь Асмодея,

Обличье приняла Энея,

Помчалась к Турну напрямик.

Рутул ужасно расходился.

Досадой был он обуян.

Несолоно хлебав, сердился —

Зачем не припугнул троян?

Вдруг призрак в облике Энея,

В плаще покойного Сихея

Явился Турна задирать:

«Никчемный рыцарь, замухрышка!

Тебе, мозглявый витязь, крышка!

А ну-ка выйди помирать!»

Присяжный враг, держась кичливо,

Донельзя Турна уязвил.

На поединок звал крикливо,

Вдобавок трусом объявил.

Пан Турн затрясся, обозлился,

Холодным потом весь облился,

Проклятье изрыгнул в ответ.

Конем на призрак напирает,

А тот вильнул и удирает.

Рутул за ним помчался вслед.

Тот — не уйдет, сей — не догонит.

Вот-вот пырнет врага мечом!

Но в ярости ревет и стонет

Пан Турн, оставшись ни при чем.

«Ага, голубчик, удираешь?

Не в куклы с девками играешь!

Поймаю панича за чуб!

Со смертью мигом обвенчаю

И воронов потешу стаю.

Пусть расклюет она твой труп!»

Пан Турн за призраком Энея

Пустился к морю на коне.

Противник, будто бы робея,

Вдруг очутился на челне.

Рутул к Энею в лодку прыгнул

И думал, что его настигнул.

Теперь-то можно будет всласть

Над супостатом поглумиться

И кровью вражеской упиться,

В большие храбрецы попасть!

Но сам собою по безбурным

Волнам, покинув берега,

Челнок помчался с паном Турном.

Он счастлив был загнать врага.

Наскучив этой заварушкой,

Юнона в небо шасть кукушкой.

Едва не треснул молодец,

В сердцах очнувшись среди моря.

Да что поделаешь! — и с горя

Поплыл туда, где жил отец.

Юнона славно пошутила

И Турну пулю отлила.

На всех туману напустила,

Глаза Энею отвела.

Он был как в шапке-невидимке,

И плавал взор его, как в дымке.

Но, сызнова прозрев, Эней

Пришиб Лутага, Лавза, Орсу,

Парфену, Палму сбавил форсу;

Сгубил немало силачей.

Под самый городок троянский

Мезентий нагло подступал

И выкликал по-басурмански,

Что, дескать, пан Эней пропал!

«Давай, — кричит, — на ровном месте

С тобой сойдемся честь по чести,

Как двое стоящих парней!»

Столкнулись так, что от усилья

Рванулись, хрустнув, сухожилья.

Врага с коня спихнул Эней.

Пощады не давая чванным,

Всадил в Мезентия палаш,

И дух его со словом бранным

Пустился в черту на шабаш.

Эней победой утешался,

С дружиной славно угощался,

Зевеса жертвой ублажив.

До поздней ночи пьянство длилось,

И всё троянство с ног валилось.

Эней и сам был еле жив.

Уж заряница не с полушку

Светилась в небе, а с пятак

Или с пшеничную галушку,

И небо рдело, словно мак.

Анхизов сын созвал громаду

И молвил: «Нужно по обряду

Нам упокоить мертвецов.

Пускай возьмутся все Трояне

По-братски, дружно с поля брани

Таскать убитых удальцов».

Эней Мезентия доспехи

На пень высокий насадил,

Но, видит бог, не для потехи:

Он Марсу этим угодил.

Пень выглядел, как рыцарь знатный:

Шишак и панцирь, шит булатный,

Копье с флажком и тяжкий меч.

Эней прокашлялся, сморкнулся,

К своей дружине обернулся

И выпалил такую речь:

«Герои! Казаки! Трояне!

Храбритесь! Наша, слышь, берет!

Поганый сей чурбан заране

Латинский град нам отопрет.

Но, прежде чем начнете биться,

Дня мертвых нужно потрудиться;

Палланта, павшего в бою,

Эвандру бедному отправить

И поименно всех прославить,

Кто смелость выказал свою».

Эней в курень подался вскоре,

Где труп царевича лежал.

Вздыхал аркадский подкоморий

И мух любистком отгонял.

Троянские здесь плаксы были

И, как от боли в брюхе, выли.

Эней разрюмился и сам:

«Эхма, увял мой цветик мака!

То был недюжинный рубака.

Видать, угодно так богам!»

Сплели носилки из ракиты

И камышовый балдахин,

Чтоб наш покойник родовитый,

Единственный Эвандров сын,

Явился ко двору Плутона

Как пан, как знатная персона,

А не задрипанный голяк.

Палланта женщины обмыли,

По-праздничному нарядили,

Заткнули за щеку пятак.

Когда уж было всё готово,

Пришел соборный протопоп.

Надгробное начавши слово,