Энеида - [20]

Рубиться не любил он — страсть!

От слова «смерть» Латин, бедняга,

Готов был замертво упасть.

Имел он стычки лишь в кровати,

Когда не угождал Амате.

В ту пору он уже был сед,

Держался тихо и несмело,

В чужое не мешался дело,

Как всякий дряхлый старый дед.

Латин ни сердцем, ни душою

Не пожелал войны никак.

Запасшись мудростью большою,

Чтоб не попасть ему впросак,

Созвал к себе панов вельможных,

Чиновных, старых, осторожных,

Чье слово часто слушал сам.

Уславши с глаз долой Амату,

Их всех завел к себе в палату

И речь сказал он старшинам:

«С угару вы или с похмелья?

Вас черт ли за душу щипнул?

Иль напились дурного зелья?

Иль ум за разум завернул?

Кто вбил в башки вам дурь такую?

Я лить не стану кровь людскую.

Когда я тешился войной?

Разбойник ли с большой дороги

Иль хищник я четвероногий?

Мне ненавистен всякий бой!

Вдобавок был бы я глупенек,

Когда бы воевать полез

Без войска, без харчей, без денег.

Мозги вам затуманил бес!

Кто будет наш провиантмейстер,

Кому доверю я казну?

Никто из вас не хочет биться,

Все только думают нажиться,

Как следует набить мошну.

И царское скажу я слово:

Коли зудят у вас бока,

Иль ребра, иль спина — чужого

Зачем просить вам кулака?

Я крепко почешу вам спину

И, если надобно, дубину

Готов на ребрах сокрушить.

Я послужить вам рад кнутами,

И розгами, и батогами,

Чтоб жар военный потушить!

Бросайте глупое гусарство

И расходитесь по домам,

Паны, вельможное боярство!

А про войну — приказ мой вам! —

Оставьте помыслы и речи.

Толкуйте, не слезая с печи,

Чего бы, мол, поесть, попить…

Кто о войне проговорится,

Кому во сне она приснится,

Того пошлю куниц ловить!»

Сказав сие, махнул рукою,

Напыжась грозно, вышел вон

Надменной поступью такою,

Что всякий был ошеломлен.

Остались в дураках вельможи,

У них повытянулись рожи,

Никто и жизни был не рад.

Рысцою в ратушу бедняги

Метнулись после передряги,

Когда уж наступил закат.

Совет они держали долгий,

До хрипоты кричали тут;

Шли про царя Латина толки, —

Что, дескать, на нею плюют,

Его угроз ни в грош не ставят

И всё равно войну объявят,

Что рекрут набирать пора.

При этом из казны Латина

Просить не станут ни алтына,

А только у бояр. Ура!

Итак, латынь зашевелилась,

Троян задумала побить…

Откуда ухарство явилось,

Отколь взялась такая прыть?

Царя ослушалось боярство,

Вельможи взбунтовали царство.

Вельможи! Лихо будет вам.

Пропали головы и души!

Обрежут всем носы и уши

И предадут вас палачам.

О муза, — панночке парнасской

Твержу, — спустись ко мне на час!

Утешь меня своею лаской

И опиши не без прикрас

Латынь в разгар военных сборов:

И рекрутов, и волонтеров,

Порядок войсковой и лад,

Оружие, мундиры, сбрую.

Мне сказку расскажи такую,

Где слово каждое впопад.

Бояре на листе бумаги

Черкнули живо манифест,

Чтоб войско собралось под стяги

Из разных округов и мест;

Чтоб головы при этом брили,

Но чтоб у всех чуприны были

И чтоб торчал с пол-локтя ус;

Чтоб котелок и меть и ложку,

Пшена, мучицы понемножку,

Да сухари, да сала кус.

На сотни, на полки разбили

Всё войско; для таких причин

Пернач полковникам вручили,

А сотникам — патент на чин.

По городам полки назвали;

По шапкам их распознавали.

В ранжир построили вояк,

Одели в синие жупаны

И белые полукафтаны —

Чтоб был казак, а не вахлак.

Определили на квартиры,

По сотням расписали рать

И, нарядив людей в мундиры,

Пошли присягу принимать.

Верхами сотники финтили,

Свой ус хорунжие крутили,

И нюхал есаул табак.

Ог новых шапок и жупанов

Смесь раздувала атаманов

И всех урядников, служак.

У нас в гетманщине, бывало,

Свои обычаи велись.

Равняясь, войско застывало

Без всяких «стой, не шевелись!».

Казацкий полк любой заправский —

Лубенский, Гадячский, Полтавский —

Все в шапках, словно мак, цветут.

Нагрянут с копьями стальными,

Ударят сотнями лихими —

И подчистую все метут.

Здесь были также горлодеры,

Головорезы, храбрецы, —

Не рекруты, а волонтеры,

Как запорожцы-удальцы.

Конечно, регулярно ратью

Не назовешь такую братью,

Зато сердиты воевать:

Украдут и живьем облупят,

Пред сотней пушек не отступят,

Коль «языка» велишь достать.

На склад приволокли подарки

Латинцы для своих дружин:

Мушкеты, пики, янычарки,

Винтовки, ружья без пружин:

Горой лежали самопалы,

В углу — фузей запас немалый,

Пищалей и пороховниц.

Там были страшные мортиры:

Тряслись от выстрелов квартиры,

И пушкари валились ниц.

Из ульев, буков и кадушек

Спешили мушки сколотить,

А причиндалы к ним — из вьюшек,

Сновалок, донцев смастерить.

Нужде не писаны законы:

И водовозки, и фургоны,

Колеса, грабли, помело,

Песты, мочальные мазилки

И погребальные носилки —

В приказ пушкарский всё пошло!

Хоть рады были, хоть не рады,

А про военный обиход

Пришлось готовить впрок снаряды, —

Так много, просто дрожь берет!

Из глины ядер налепили,

Для пуль — галушек насушили,

Солили сливы — на картечь.

В щиты корыта превращали,

Из бочек днища вышибали,

Прилаживали их у плеч.

Беда без палашей и сабель!

Ведь у латинцев Тулы нет.

Ну что ж! Убит не саблей Авель, —

Дубиной, слышь, он был огрет.

Решили все из деревяшек

Понастрогать казацких шашек,

А вместо ранцев, так и быть,

Лукошки, кузовки, плетенки,

С какими ходят по опенки,

Для новобранцев раздобыть.

Всю амуницию пригнали;

На сало били кабанов.

Сушили сухари, взимали

Везде подымщину с дворов.

И расписали напоследок,

Кто — выборный, кто — подсоседок,