Энеида - [18]

Захочешь кушать — спозаранку,

Днем, ночью — скатерть расстели

И загадай. Невесть откуда

Появится любое блюдо,

К нему в придачу хлеб и соль,

Медок, пивцо, винцо, горелка,

Рушник, нож, ложка и тарелка.

Царице поднести дозволь!

А вот сапожки-самоходы

(Их, видишь ли, носил Адам),

Козловые, давнишней моды,

Не знаю, как попали к нам.

Их завезли, кажись, пендосы,

Когда мы удирали босы,

А во главе — Эней-сударь.

Диковинную вещь такую

Тебе с поклоном презентую —

Носи, мол, на здоровье, царь!»

Латин, Амата и царевна

Глазами друг на дружку хлоп.

Едва не кончилось плачевно:

К себе подарки всякий греб.

Насилу удалось без драки

Принять расположенья знаки,

И молвил царь Латин послам:

«Энею передайте, братцы:

Моя семья и домочадцы

Не описать как рады вам!

И всё мое владенье радо,

Что вас господь привел сюда.

Мне ваша нравится громада!

Не отпущу вас никуда.

Пokjioh Энею, а дотоле

Прошу отведать хлеба-соли,

Куском последним поделюсь.

Лавися, дочь моя, — хозяйка.

Шить, прясть умеет, не лентяйка…

Возможно, с вами породнюсь».

Царя Лапша хлебосольство

Пришлось троянцам по нутру.

Хлестало пенную посольство;

Все ели бублики, икру;

Была похлебка с потрохами,

К борщу — грудинка с бураками,

Затем с подливой каплуны;

На перемену — лещевина,

За нею — с чесноком свинина.

Кисель, что кушают паны.

Заморских вин запас немалый

Троянцы выдули в обед.

Но слюнки потекут, пожалуй!

Расписывать охоты нет.

Кизиловую и дулёвку,

Вернее, крымскую айвовку,

Там распивали, что квасок.

Нa «виват» из мортир стреляли,

Туш громко трубачи играли,

А дьякон многолетье рек.

Расщедрился на этот случай

Латин, Энею отрядив

Лубенский каравай пахучий,

Корыто опошнянских слив,

Сивухи бочку из Будянки,

Бычков и телок из Липянки,

Сто решетиловских овец,

Орехов киевских каленых,

Полтавских коржиков печеных,

Яиц гусиных, наконец.

Латин связался, столковался

С Энеем, нашим удальцом.

Эней и зятем назывался, —

Но дело славится концом!

Пошли забавы и потехи.

Сынок Анхизов без помехи

Успел на радостях гульнуть,

Хотя по-прежнему Юнона

За ним следила неуклонно,

Не позволяя увильнуть.

Ирися — торопыга, врунья,

Богов заядлый вестовой,

Заноза, таранта, крикунья —

Спешила долг исполнить свой:

Юноне натрещать скорее,

Как чествует латынь Энея,

Как попросту и без затей

Он тестем, вишь, зовет Латина,

А царь Энея счел за сына,

И с дочкой снюхался Эней.

«Эге! — Юнона закричала. —

Сквернавец далеко зашел!

Не осадила я нахала,

Уж он и ноги класть на стол.

Ну, проучу я фордыбаку!

И перцу дам ему, и маку.

По-свойски с ним поговорю.

Стравлю латинцев и троянцев,

Вмешаю Турновых поганцев.

Я киселя им наварю!»

И — эстафетою к Плутону

За подписью своей приказ:

Чтоб фурию, мол, Тезифону

Послал к Юноне сей же час.

Чтоб ни в берлине, ни в дормезе,

Чтоб ни в рыдване, ни в портшезе,

А духом — на перекладных.

Чтоб не было в пути препоны,

Немедля заплатить прогоны —

И отговорок никаких!

Из пекла Тезифона бурей

Примчалась, подняла содом.

Ехиднейшей из ведьм и фурий

Еe считали поделом.

Вошла с ужасным стуком, криком,

Со свистом, ревом, треском, зыком.

Тут гайдуки шагнули к ней

И повели под ручки в терем,

Хотя она смотрела зверем

И сатаны была страшней.

«Ко мне, голубка Тезифона!

Здорово, дитятко мое! —

Смеясь от радости, Юнона

Бежит расцеловать ее. —

Душа моя, как поживаешь?

Троянского ублюдка знаешь?

Ему в Латыни — Карфаген!

Небось и дочку и мамашу

Расхлебывать заставит кашу,

И в дурни выйдет старый хрен!

Мне злоба, видишь ли, несродна.

Людей губить я не люблю.

Но так, поверь, богам угодно,

И я Энея погублю.

Из свадьбы сделай панихиду,

Латинцам нанеси обиду

И пир похмельем оберни!

Энея, дьяволова сына,

Царицу, Турна и Латина

Ты хорошенько припугни!»

«Я милости твоей подвластна,

Безропотно тебе служу,—

Взревела ведьма громогласно,—

Троянцев заживо сгложу.

Свяжу я Турна и Амату,

В ущерб Энею-супостату

Вобью Латину в темя блажь

И заведу такую склоку,

Что в сватовстве не будет проку.

Всех растерзаю — и шабаш!»

Клубком прикинувшись, к Амате

Шмыгнула в горницу, когда

Уж дело было на закате,

Домой шли с пастбища стада.

Амата сумрачно вздыхала

И, вся в слезах, перо щипала.

Зятьком желанным Турн ей был!

Кляла Лавинии родины,

Соседей, кумовьев, крестины.

Да кто ж полезет на копыл?

К Амате под подол сорочки

Гадюкой ведьма заползла,

В укромном сердца уголочке

Она приют себе нашла

И, как бобов, наклала злобы

На дно царицыной утробы.

Амата лаялась, дралась,

Сулила сто чертей Латину

И всех таскала за чуприну,

Как будто с цепи сорвалась.

Еще украдкой навестила

Князька рутульского яга

И на Энея напустила

Тем самым лишнего врага.

Уклад военный соблюдая,

Напился Турн с горелкой чая

И пьяный завалился спать.

Но тут прокралась ведьма в щелку,

Чтоб наважденье втихомолку

На Турна сонного наслать.

Попритчилось ему, помстилось,

Что, вишь, Анхизово дитя

С Лависей в разговор пустилось

И женихалось не шутя.

С Лависей вроде обнимался,

До пазухи ее добрался

И вроде перстень взял у ней.

Лавися вроде отбивалась,

А после уж не вырывалась,

И вроде ей сказал Эней:

«Лавися, милое созданье,

Ты знаешь, как тебя люблю.

Что толку в нашем жениханье?

Тебя навек я погублю.

От пана Турна ждешь ты свата,

С ним спелась, видишь ли, Амата,

Да и тебе он по нутру.

Скажи, кого предпочитаешь?

Кого, признайся, выбираешь?

Я с горя, так и быть, помру!»