Эндимион - [11]

Застигнут был внезапной, беспричинной.

Недвижимый, он мне в бреду открылся:

Он в девушку бессмертную влюбился.

Он утверждал, что ночь провел с ней кряду.

Я осмотрела каждую плеяду,

Но звёздам щёки метила напрасно,

И лишь одно в конце мне стало ясно:

То — тайна тайн. Но зреет убежденье:

Получишь ты своё вознагражденье,

Эндимион! Иди, не обинуясь,

Руке, тебя ведущей, повинуясь.

Она тебе — в опасности подмога.

А если в чём ошиблась я немного,

Ты солнца луч пошли мне. Ну, счастливо!

Мне в путь пора». — Рванув нетерпеливо,

Умчали колесницу голубочки

И вдалеке уменьшились до точки,

Пропали с глаз. На этом направленье

Вдруг молния сверкнула в отдаленье,

А дале — тьма и стон. И с мукой Этны

Закрылась почва. Грустно, неприветно

Вокруг Эндимиона стало снова:

Так сумерки нахлынули сурово.

Латмиец не отчаялся, о нет,

Из-за того, что тьма сгубила свет:

Он был уверен, что его страданья,

В сравнении с размером воздаянья,

Когда-нибудь покажутся смешными.

Вошёл в пещеры весело, за ними —

В строенье с золотыми куполами,

В покои с бирюзовыми полами

И бриллиантовую балюстраду

Оставил позади; камней громаду

Он миновал, шагая торопливо,

Петляя по дорожкам прихотливо,

И по тропе, алмазами блестевшей,

Он перешёл над бездною кипевшей,

Где ток подземный злобно и сердито

Ворчал, шлифуя каменные плиты;

И, что ни миг, то новые фонтаны

Копьём Латмиец трогал беспрестанно,

Как бы дразня их, и порой случайно

Те в росте прибавляли чрезвычайно,

И разбивался на тропе алмазной

Узор их пены, столь разнообразный,

Как если бы дельфинихи промчались,

Где с Тефией кораллы повстречались.

И наблюдал он в радостном смятенье

Таинственные вод переплетенья,

Что представляли в очертаньях чётких

То грозди винограда на решётках,

То иву рисовали эти воды,

То занавес; узоры и разводы

Переходили в новые картины:

Цветы, наяды, лебеди, павлины,

Что тут же на глазах преображались,

И чудеса на водах продолжались,

И видеть фантазёры были б склонны

Там балки, перекрытья, и колонны,

И фриз, и крышу — звали это зданье

Во времена, ушедшие в преданья,

Святилищем. Простившись в огорченье

С ключом Протея, он через теченья,

Через долины, через буераки

Опять пошёл, чуть видимый во мраке,

Который странным и громадным сводом

Висел над одиноким пешеходом.

И нечто с неизбежностью поспешной

Ему грозило скукою кромешной. —

Так, мглой объят, орёл царит уныло

Над пустошью, где полночь наступила,

И сквозь туман глядит подслеповато. —

Но наш герой, держась молодцевато,

Не погрузился разумом в трясину.

И вот уже из арки на равнину

Кибела катит мрачная; она

В одеждах тёмных и, как смерть, бледна.

Её корона — в башенках; упряжка —

Четыре льва медлительных; и тяжко

Они вздыхают, и густые гривы

Вздымаются; степенно и лениво

Перебирают лапами; сурово

Рычат, на мир взирая густоброво.

И тьма, Кибелу проводив во тьму,

Скрывается в проёме.

                                         Почему

Ты в столь печальном месте задержался,

О, путник? Ты устал, иль то прервался

Алмазный путь, повиснув без опоры

Под звёздами? Ты обращаешь взоры

К земле, взывая громко о подмоге

К Юпитеру! — да, он устал в дороге,

Путь оборвался, и Юпитер грозный

Прислал орла, мольбою тронут слёзной,

И благодарный странник, взятый птицей,

Расстался с этим краем, как с темницей.

И — полетел отчаянно с вершины.

Как лот, которым меряют глубины;

Он с облегченьем рухнул в неизвестность.

Наполнив ароматами окрестность,

Торжествовали розы, асфодели.

Пещерки среди мхов густых темнели

И с высоты орлиного полёта

Зелёные напоминали соты.

Эндимиона в этот райский сад

Орёл принес и полетел назад.

Эндимион лежал на ложе мшистом

В жасминовом убежище душистом,

И счастье у него над головою

Летело гесперидовой тропою.

Он слушал тишину проникновенно —

Как музыка бывает совершенна!

И сколь священ росой умытый мир! —

На каждое дыхание эфир

Согласьем отзывался. — По зелёной

Тропинке он прошёлся, изумлённый

Идеей неожиданной: «И всё же, —

Он молвил, — одинок я. Для чего же

Здесь чувствам быть, когда они умрут,

Как музыка в пустыне, отойдут,

А их потом и эхо не вспомянет?

Ужели то же и со мною станет?

Но я пока бессмертен! Ах, как мне бы

Узнать хотелось, где, любовь, ты! В небе

Перед вратами утра в танце кружишь?

Иль с дочерьми Атласа небу служишь?

Ты дочь Тритона, коему так любо

Музы?кой полнить раковины-трубы?

Иль нимфа ты — и предана Диане,

Что, для забавы, сидя на поляне,

Венки свивает? Всюду и везде

Найду при солнце иль ночной звезде

Твои объятья; заявлюсь к Авроре

И выхвачу из свиты; если в море

Лететь мне чайкой, птицею надменной,

Возьму тебя из колыбели пенной,

Пастушкой будешь — изомну все юбки,

На листья брошу, искусаю губки.

Ах, чем сильней мечту мешаю с былью,

Тем яростней терзаюсь от бессилья.

С любимой быть хотел бы и во сне я.

Приди, мой сон! Пока пребуду с нею,

Сбей одиночество моё со следа». —

Лишь вымолвил — и вот она, победа:

Сон торжествует… И Эндимион

Побрёл во тьме, и свет увидел он,

И вышел на поляну с мягким мохом,

И бросился в него с блаженным вздохом.

До пояса Латмиец обнажился.

«О, Купидон, как здесь я очутился?» —

Спросил он. — И последовал ответ:

«Я слышу, слышу! Мой тебе привет!»

О, Геликон, пристанище Гомера!

Струится твой ручей, не зная меры,

На эти строки, полные печали.

Стихи мои возвысятся — и дале